Горицвет
Шрифт:
— Что с вами? — спросил он, все еще не решаясь отпустить ее совсем.
Чувствуя себя выброшенной на берег рыбой, задыхаясь от душивших ее слез, Жекки наконец поняла, что пора сказать ему все-все. В этом было ее единственное спасение. Ее словно бы несло на какой-то стремительной волне страха перед той непоправимой переменой, что захлестнула ее в обьятьях Грега.
— Вы когда-нибудь слышали про ликантропию? — спросила она, не умея подобрать других слов, кроме тех, что уже слышала однажды.
Грег отпрянул от нее, и, словно бы сразу прикинув,
— Расскажите, сделайте одолжение…
Когда Жекки закончила свой сбивчивый рассказ, Грег смотрел холодно и спокойно. Напрасно она ожидала поколебать его непреклонную сдержанность. За все время пока она говорила, на его лице, замкнувшемся почти сразу после того, как он отпустил ее от себя, не промелькнуло ни одного движения, напоминающего смятение, или тем более — страх.
Выражение лица менялось неуловимо, но вернувшееся к нему слегка недменное небрежение, оставалось главным. Жекки вынуждена была признать, что Грега ей не сломить. В нем было слишком много животного и мужского, и соединяяясь, эти начала превращались в совершенно непроницаемую для нее среду.
— Кто был тот второй, что обращался к Гиббону, — был первый вопрос, которым он позволил себе прервать ее.
— Я же почти не видела его, — ответила она, зная, что теперь ей ничего не угрожает. — Я видела только что-то вроде тени или силуэта. Но он очень болен. Кажется, чахотка.
Глядя на Грега, Жекки даже не могла бы сказать, удивлен он хоть немного или ему кажется все это какой-то забавной шуткой, над которой следует посмеяться. Но нет, он совсем не думал смеяться. Темная глубина его глаз была более чем неподвижна. Недавно извергавшийся из нее пламень ничем не напоминал о себе.
— И он так и не назвал то место, где должно произойти превращение? — спросил он спустя еще какое-то время, когда рассказ подошел к концу.
— Нет. Они как-то вдруг заторопились и ушли.
— Ясное дело, вы спугнули их, моя дорогая шпионка, — сказал Грег, поднявшись с дивана. — Ваше счастье, что они вас не обнаружили. Можете считать, что родились второй раз.
Неторопливо приблизившись к письменному столу, он вытащил из небольшого ящичка тонкую сигару и понюхав, с наслаждением закурил. Жекки смотрела на его полную прежней раскованности фигуру, проступающую сквозь дымные облака, и чем пристальнее и напряженнее всматривалась в нее, тем сильнее проникалась убежденностью, что не открыла ему ничего нового. Она не только не поразила или не заставила испытать ужас разоблачения, но скорее наоборот, сделала что-то вполне ожидаемое, что-то такое, от чего он испытал некоторое облегчение. И в этом ей виделось прямое доказательство правдивости всех перессказанных ею свидетельств.
Если она еще и желала прямого ответа на свой вопрос, то только потому, что он придал бы законченность всем ее умозаключениям. То, что Грег и Серый — одно существо уже не вызывало ни малейшего сомнения. Жекки с замиранием смотрела на проступающие сквозь
— Бедняга Шприх, похоже, и вправду влип в скверную историю, — сказал Грег, после весьма продолжительного молчания. — А жаль. Если не считать жадности, он не отличался никакими выдающимися пороками. Толковый был малый. Да, боюсь, ему уже ничем не поможешь.
— Вы думаете? — спросила Жекки без особого любопытства.
— Раз тайно связавшись с полицией, вы попадаете в капкан на всю жизнь.
— А что же вы ничего не скажете мне о… — Жекки задержала дыхание. Она видела, что сам Грег все еще не расположен откровенничать.
— Ах это? — сказал он, выпуская изо рта сизую струйку дыма. — Вам непременно нужно, чтобы я подтвердил то, в чем вы и без того уверены?
Жекки так потрясла его проницательность, что она застыла с округлившимся от удивления ртом. Он посмотрел на нее с какой-то промелькнувшей лукавой искрой во взгляде и, поднявшись, отбросил недокуренную сигару в пепельницу. Через пару секунд он уже снова сидел рядом с ней, и, откинувшись на спинку дивана, снова изучал глазами ее смущенное лицо.
— Вам это и вправду так важно? — переспросил он.
— Да.
— Вы в самом деле так привязаны к своему Серому?
— Ну зачем вы справшиваете? — В ней что-то зажглось внутри радостным огнем. Сердце бешено заколотилось, и кровь стремительно обдала румянцем щеки. — Ведь я же вижу, я уже все вижу, — сказала она, потянув к себе его тяжелую руку. Черный агат, закованный в стальную оправу, на его мизинце откликнулся скупым мерцанием. — Скажите мне только, это правда?
Грег сидел неподвижно и довольно долго, как ей, во всяком случае, показалось, довольно долго молчал.
— Да, — сказал он, выдержав эту томительную паузу.
— Значит вы, и он… и Серый это…
— Да, — повторил Грег то же слово, тем же приглушенным, но твердым голосом.
Жекки вплотную придвинулась к нему, ожидая, что он сейчас откинет назад ее голову и вопьется в ее губы тем же неукротимым поцелуем, который связал их несколько минут назад. Но Грег молча сидел, не меняя расслабленной позы, и даже перестал смотреть на нее. Это слегка озадачило ее. Пожалуй, это даже сильно разочаровало и обескуражило, но овладевшая ей какая-то странная радость и странная легкость, еще преобладали. И только когда, отстранившись, Грег посмотрел на нее с той холодной небрежностью, которая всегда больше всего настраивала против него, Жекки поняла, что сделанное ей открытие все же не слишком его обрадовало.