Горькая полынь моей памяти

Романова Наталия

Юнусов утром был собран, наглажен, сиял, как начищенный самовар, и с нескрываемым обожанием смотрел на Кариму…

Глава 48

Эля. Наши дни. Южное побережье

Первым желанием Эли после того, как за Дамиром захлопнулась дверь, было - сбежать. Схватить Серафиму и нестись, куда глаза глядят. У неё есть деньги, пусть мало, всего-то зарплата за месяц, однако продержаться сумеет. Документы? Они с Серафимой числятся пострадавшими, им должны быстро восстановить документы. Списки подали, Эли там нет, но можно и позже. Возможно же? Обещали решить все бюрократические

трудности до нового года. Значит, решат.

Дамир обещал найти? Пусть сначала разыщет… Страна огромная, потеряться ничего не стоит, уедет в Воронеж или… в Москву. В столице и вовсе просто затеряться. Решено. Будит дочку и сбегает.

Зашла в комнату, выделенную Дамиром для гостей, села на краешек широкой кровати. Серафима сладко спала, уткнувшись в угол подушки в белоснежной наволочке. Осмотрелась.

Комната, в отличие от остальных, что видела Эля, небольшая, при этом просторная. Панорамное окно, прозрачный тюль, гармонирующий со светлыми стенами и мебелью, простой лишь на первый взгляд: кровать с высокой спинкой, обитой кожей с каретной стяжкой, небольшой шкаф, узкая тумба вдоль стены – всё светло-молочного цвета, почти сливающегося со стенами.

Квартира Дамира отличалась от дома его родителей, не было ярких цветов, пёстрых расцветок, широких диванов с шёлковой обивкой и раскиданными декоративными подушками. Лаконичная, обманчивая простота, дорогостоящая. Ничего другого ожидать от квартиры Файзулина Дамира не приходилось. У него и машина дорогая, Эля даже думать не хотела, сколько стоит эдакая роскошь, и одежда, и косметика в ванной комнате. Эмульсия для бритья «Шанель»… Для кого-то ничего не значащая ерунда, а у Эли не было знакомых, которые марку дороже «Нивея» использовали.

Она снова почувствовала себя восемнадцатилетней девчонкой, во все глаза разглядывающей удивительного парня, который аж в Америке живёт. На самолёте прилетел. С другого континента. Через океан.

Другая, заоблачная, недостижимая для Элеоноры жизнь. Что Америка, что ванная комната с эмульсией для бритья «Шанель». Она бы хотела такой жизни для Серафимы, перед собой лукавить не стоит. Деньги – защита. Эля хорошо знала цену деньгам, и двери, которые они открывают. Не всякую цену она готова заплатить за благополучие дочери, существует невозможное.

Остаться, даже на время, означает встретиться с другими Файзулиными, Юнусовыми, со всеми, кого она не собиралась видеть никогда до конца своих дней. Не хотела и не могла. Зачем только она взяла деньги эби и счёт на имя Дамира опустошила? В Архангельске нашла банкомат нужного банка и глазам не поверила, что счёт не заблокирован, деньги доступны. Не думая ни секунды – сняла.

Вот и вышло, по совокупности, сумма кражи тянет на преступление средней тяжести, если Файзулины не приписали кражу какого-нибудь особо ценного имущества. Замира часто оставляла золотые украшения в ванной комнате, Эля точно не знала, что за красные камушки в серьгах и кольцах, вряд ли стёклышки. Что стоило сказать, что она украла ювелирные украшения свекрови, Каримы, даже Алсу? Срок давности не прошёл, а если бы и прошёл, расправиться с Элей Файзулиным ничего не стоит.

Что будет с Серафимой? По документам она дочь Дамира Арслановича Файзулина. Они могут забрать её, имеют право, свои права Эля из тюрьмы доказать не сможет. Если не Файзулины, то детский дом! Уж лучше Зарима…

Страшно, как же страшно!

Зачем она пошла с Дамиром, согласилась остаться в его квартире, приняла помощь? На что надеялась?

Элю словно парализовало, выключило, она превратилась в безвольную марионетку. Он велел, она послушно пошла следом. Дамир стоял рядом, смотрел пронзительно, требовательно, свысока, отстранённо, будто совсем чужой. А её ненормальное сердце отбивало рваный, хаотичный ритм и билось, билось, грозя сломать рёбра изнутри, вырваться наружу и разорваться от невысказанной тоски, загнанной глубоко, под слой бесконечного страха и спуда ежедневных забот. Сердце стонало, кричало, просилось наружу – высказать, заплакать, и чтобы слёзы увидели, поверили им, приняли.

Пустые слова, нечаянные мысли, глупые, потому что Эля сидит в благоустроенном доме, её стопа касается тёплого паркета на полу с подогревом, постельное бельё издаёт тонкий аромат благополучия и чистоты. Она помнила этот запах, так же пахло в доме Дамира. Никакой кондиционер не может придать подобный запах вещам, он повисает в доме, пахнет сытостью, беззаботностью и совсем немного печалью.

В слезливых, глупых мелодрамах героини боятся рисковать своим сердцем. Элино сердце выдержит всё, что угодно, она твёрдо это знала. Любая боль конечна, любое отчаяние сменяется глухим принятием. Страх притупляется, судя по тому, что она находится здесь, в квартире Дамира Файзулина, некогда мужа. Единственная, кем Эля не могла рисковать – Серафима. А сердце… справится.

Надо уходить! Во что бы то ни стало – убегать. Эля вышла в широкий коридор, прошлась по нему в поисках камер. В таких квартирах обязательно должны быть камеры, может, прямо сейчас за ней следят. Надо найти маленькие глазки и заклеить их… Глупый план, но хоть такой. Разберётся с камерами, если найдёт, разбудит Серафиму, быстро оденет, откроет дверь и рванёт, куда глаза глядят. Куда успеет, туда и доберётся. Где сможет, там и пристроится. Где придётся, там и будет жить. Всё, что угодно, лучше тюрьмы и детского дома для Серафимы.

Щёлкнул замок, два раза провернулся. Эля застыла. Дамир? Уже? Небольшой шум у двери, попискивание кнопок сигнализации, и перед Элей застыла Карима. Или Эля перед ней.

Несколько дней назад, а кажется – в прошлой жизни, Эля не сразу узнала Кариму. Когда девушка жила в семье Дамира, Карима ходила в десятый класс, одевалась неярко, будто сливалась бледной кожей с одеждой. Светло-рыжие волосы заплетены в пышные косы, а сама девушка была тоненькой, как лучинка. Кажется, Эля могла перехватить её талию ладонями, ноги же казались полупрозрачными прутиками. Карима была похожа на хрупкого эльфа с перепуганным, грустным взглядом.

Странно, что она заинтересовала взрослого Равиля Юнусова с колким, прожигающим взглядом. Он ровесник Дамира, но мужа Эля никогда не опасалась, не воспринимала его настолько взрослым, что хотелось назвать на «вы».

Раньше Эля удивлялась «ухаживаниям» Юнусова за Каримой, считала, Наталья Сергеевна ему больше подходит, вряд ли она его опасается, раз спала с ним. Но тому, кто видел Кариму сейчас, становилось ясно – она вписалась в образ жены Юнусова, словно рождена ею.

Краска, делавшая волосы ярче на несколько тонов, умелый макияж, неяркий, но заметный. Немного лишнего веса, прибавившего Кариме женственности. И взгляд, совсем другой взгляд, словно… взгляд передаётся половым путём.