Горняк. Венок Майклу Удомо

Абрахамс Генри Питер

И снова ее глаза обежали собравшихся. Задержались на Папаше — долго, задумчиво. Папаша любил ее. Как сильно — это знала только она.

— Не твоих рук дело, Папаша?

Тот скорчил гримасу и сплюнул.

— К сожалению, нет.

Лия перевела глаза на Опору.

— Нет, — отрезала та.

— Мейзи?

— Нет, Лия, не я.

Лия взглянула на Элизу. Она и так знала, что Элиза ни при чем.

— Элиза?

— Нет.

Посмотрела на Кзуму. Этот мог. Но он был с Элизой, пока не ушел на работу.

Да если б он это и сделал, она бы прочла это у него на лице. Не лицо, а открытая книга.

— Кзума?

— Нет… А ты?

Лия улыбнулась уголком рта.

— Не убивала я его.

— Может быть, Йоханнес? — сказал Кзума.

Лия покачала головой.

— Нет, с ним я говорила нынче утром. Это не он. У Йоханнеса, как у тебя, все на лице написано.

— Тогда кто же? — спросил Кзума.

Лия пожала плечами и отвернулась.

К дому подъехала машина. Вышло несколько белых из уголовной полиции, в штатском. Застучали в дверь.

— Вот и полиция, — сказала Лия, не оглядываясь. — Впусти их, Опора.

В дверь опять задубасили.

— Тише вы! — крикнула Опора. — Иду я!

И заковыляла к двери.

Лия смотрела в окно на двор. Гордая и несгибаемая. Сильная женщина.

Мейзи поглядывала на Кзуму и тут же отводила взгляд.

Элиза сидела как можно ближе к Кзуме.

А Кзума смотрел Лии в спину и поражался. Она словно не волнуется. Еще сильнее и надменнее с виду, и голову держит гордо, как никогда.

Полицейские вошли.

— Здравствуй, Лия! — сказал первый.

Лия повернулась, посмотрела на него. Тень улыбки тронула ее губы.

— Выглядишь ты хорошо.

Он хорошо знал Лию. Сколько раз пытался поймать ее с поличным. Знал, что она содержательница незаконных пивнушек.

— Вы тоже выглядите хорошо, — сказала она. — Что, вам нужно?

— Ты знаешь, что погиб Дладла? — сказал он.

— Слышала.

— Кто это сделал?

— Вот этого не слышала.

— Ты знаешь, что он осведомлял нас о тебе?

— Мне говорили.

— И ты его за это не убила?

— Нет.

— И никого не подкупила на это дело?

— Нет.

— Он выдал твоего мужа и твоего брата. Это тебе известно?

— Мне говорили.

— Кто говорил?

— Доброжелатель.

— Как его зовут? — неожиданно рявкнул он.

Лия улыбнулась.

— Я не маленькая.

Тот улыбнулся ей в ответ и глазами попросил прощения. И перевел взгляд на Кзуму.

— Этот на тебя работает? — спросил он Лию.

— Он работает на руднике.

Полицейский обвел глазами комнату, приглядываясь к лицам, потом пожал плечами, улыбнулся.

— Ну что ж, Лия, хорошо, поедем с нами.

Кзума вскочил.

— Я с тобой, Лия.

Та с улыбкой покачала головой.

— Нет, Кзума, ты оставайся здесь и заботься об остальных, а я сама о себе позабочусь.

Пальцы

ее впились ему в руку и сразу отпустили.

Тут вскочила Элиза. Она вся дрожала. Сжимала кулаки. Глаза ее сверкали, зубы стучали от злости.

— Уходите! — закричала она и бросилась на первого полицейского.

Тот поймал ее руки и отвел от себя.

— Забери ее, — сказала Лия Кзуме.

— Она ничего не сделала! — кричала Элиза. — Не трогайте ее!

Кзума пытался ее урезонить.

— Вот дикая-то, а, Кзума? — сказал полицейский.

— А вам какое дело? — огрызнулся Кзума.

Полицейский усмехнулся.

— Они молодые, — объяснила ему Лия. — Оставьте вы их.

Он отступил, и Лия вышла. Он смотрел на нее с восхищением. Губы крепко сжаты, глаза жесткие. Лезет в машину, а держится прямо, хоть бы ссутулилась.

Толпа, собравшаяся вокруг машины, наблюдала молча. Первый полицейский — жители Малайской слободы и Вредедорпа прозвали его Лисом — сел рядом с ней. Остальные прошли вперед.

Лиса любили, потому что он вел себя не как белый человек. Он был не прочь посидеть среди черных, даже попить их пива — когда не старался кого-нибудь из них изловить. И боялись его больше остальных полицейских, потому что Лис вылавливал больше нарушителей, чем другие…

Элиза, вырвавшись из рук Кзумы, выбежала на улицу. Машина тронулась.

— Лия! — жалобно возопила Элиза. — Лия! Вернись!

Но машина набирала скорость.

Элиза замерла. По щекам ее катились слезы. Руки стиснулись в тугие кулачки. И долгие горькие проклятья белым огласили улицу.

Кзуме пришлось внести ее в дом вместе с проклятьями и слезами. Машина уехала и увезла Лию, и люди медленно разбрелись по своим делам.

Кзума уложил Элизу на кровать Лии, склонился над ней, а она вся сотрясалась от мучительных рыданий. Что он мог ей сказать? Только стоять и охранять ее.

— Может, вернется, — выговорил он наконец и почувствовал, что это безнадежно.

Они бессильны. Является белый, говорит: «Пошли», — приходится идти. А оставшимся что? Только ждать. Сделать они ничего не могут. Безнадежно.

Постепенно рыдания Элизы затихли, она лежала без сил и тяжело дышала. Кзума взял ее руку. Рука холодная.

— Ты озябла, — сказал он. — Пойдем к огню.

— Ты иди, я скоро приду.

— Я подожду тебя.

— Нет, иди.

Он вышел из комнаты. Опора подогрела кофе.

— Отнесу ей чашечку, — сказала она. И пробыла у Элизы долго.

Кзума и Мейзи молча сидели у огня.

В уголке тихо плакал Папаша. Потом уснул.

Из комнаты Лии вышли Опора и Элиза. Элиза уже вытерла глаза. Она подошла к Кзуме и села с ним рядом, положив руку ему на колено. Опора подошла к Папаше и повернула его поудобнее, чтобы шея не затекла, а потом тоже подсела к огню.