Город Берколадо
Шрифт:
– Мы сами её пригласили, я и Левам, да и Диасса не возражала.
– Конечно, наша вечно радостная дурочка Диасса никогда не возражает, а Левам всегда действует по твоей указке. Но что заставило тебя с ней возиться, мне так и не ясно. Теперь же вы не придумали ничего лучше, как позвать её на нашу вечеринку! – весь облик Лиз выражал крайнюю степень возмущения.
– Лиз, я почувствовал ещё в прошлый раз, там, на бульваре.. – Ард задумался, как бы получше объяснить ей свои переживания.
– Понимаешь, от неё исходил какой-то страх, она словно взывала о помощи.
Он развёл руки в стороны, досадуя, на не совсем точное выражение собственных мыслей.
Лиз покачала головой:
– Теперь я, видимо, должна чувствовать себя бездушным истуканом, –
– Вспомни, сейчас в Грожже, что-то же заставило тебя оставить Кристину в покое. Разве у тебя не возникло схожего ощущения? – заметил Ард.
Лиз недовольно покусала нижнюю губу:
– Просто я решила, что хватит с неё, и не зачем портить вечер – Лиз сделала небрежный жест рукой.
– Сколько можно говорить о ней? Арди, разве нет других тем? – в голосе Лиз проскакивали нотки раздражения, чтобы не дать ему окончательно завладеть собой, она поспешно добавила:
– Пойдём скорее на Верхнюю площадь, сейчас солнце совсем скроется и будет очень красиво.
Они свернули с бульвара Флоры, быстрым шагом преодолели около полукилометра довольно крутого подъёма, чтобы поймать с главной городской верхотуры, лучи заходящего солнца, которое окрашивало небо над городом в совершенно немыслимые оттенки, словно последние мгновения исчезающего в великом, безбрежном течении времени дня, старались оставить в памяти людей неизгладимый и прекрасный завершающий штрих. Из того места где тонуло солнце широким веером вырывались, очерчивая всё небо, ярко-оранжевые оси, они величественно раскинулись над городом, но не затмевали его красоту, а лишь усиливали её и создавали живописнейший фон для навечно застывших под ними куполов и шпилей.
Они стояли возле остатков крепостной стены, которая когда то опоясывала весь город, а теперь осталась внутри его разросшегося, исполинского тела, кучкой разрушенных, испещрённых ненасытным временем кирпичей, всё ещё крепко и неистово цепляющихся друг за друга. Лиз, с детства любила здесь бывать, отсюда город виделся непостижимо большим, казалось, за каждым домом скрывалась будоражащая воображение тайна, и стоило только подумать об этом, как по телу разливалась волнительная дрожь от предвкушения её разгадки. И хотя теперь для Лиз город больше не являлся кладезем загадок и секретов, а многие тайны о которых она узнала вовсе не были прекрасны, а вызывали лишь гадливость и омерзение, Верхняя площадь не утратила своего очарования, а по мере её взросления, добавила к своим пейзажным достоинством налёт романтического флёра.
Внизу весь город постепенно покрывался плотной сетью огней, которая разрезала его на части и оставляла темноте всё меньше места. Сюда не долетал привычный городской шум, лишь ветер изредка приносил плохо различимые обрывки звуков, как будто под ними кроме разноцветных огней больше ничего не было. Лиз думала о том, что, так же как сейчас, она стояла здесь десять лет назад и была, точь в точь такая же ночь и такой же разноцветный, сверкающий город внизу, и так же не доносилось ни звука. И что через десять лет будет тоже самое, такой же искрящийся город и обрывки звуков доносимые ветром. Сумеет ли она вновь так остро и явно ощутить этот момент, настоль реалистично, что можно коснуться рукой, осязать его форму и структуру и навсегда сохранить в памяти эти ощущения. Она решила облечь свои мысли в слова, Ард ответил не сразу, в темноте его силуэт был едва различим, и голос казался глуше обычного:
– Лиз, я думаю, что по настоящему, течение жизни мы чувствуем как раз когда приходит осознание уникальности каждого момента, ведь, проживая день, мы редко задумываемся о природе наших ощущений, мы живём, не концентрируясь на незначительных эмоциях, нам не интересны промежуточные этапы, людей волнует лишь конечная цель любого замысла, потому так скоротечно время – в своём сознании мы не фиксируем его ход. Для человека оно проявляется только в определённых точках, когда задача выполнена. Это как звонок будильника,
– И чем больше масштаб задачи, тем дольше мы к ней идём, меняя отведённое нам время на приближение к заветной цели. Откусывая тем самым часть собственной жизни ради осуществления задуманного! Грустная перспектива Арди, ты не находишь?
– Что поделаешь Лиз. В любом случае твоё время истечёт, вопрос в том, как оно будет использовано. Если человек чувствует, что не попусту его транжирит, то здесь присутствует хотя бы какой-то смысл. Разве нет?
– Но если ты не чувствуешь саму ЖИЗНЬ, её запах, цвет и вкус, в чём смысл Арди? Что ты ощутишь, когда посмотришь назад? Если в памяти не отыщется моментов, о которых ты говоришь? – темнота уже полностью поглотила их, трудно различимыми стали даже контуры тел.
– Лиз, не все являются рабами чувственного восприятия, поверь, большинство живёт, получая наслаждение от удовлетворения самых естественных потребностей. И это тоже своего рода ощущение жизни, только на ином уровне её понимания. Возможно, именно оно является наиболее здоровым и гармоничным, ибо несёт наименьшее число противоречий с окружающим миром, оно как бы вытекает из самой природы человека. А всё что сверху Лизи, выходит за рамки отведённые человеческому сознанию, и потому вызывает вечные конфликты. Мы перешагиваем барьер, за который не должны заступать, сами не понимая этого, хорошо бы удержаться, но что-то толкает нас туда, и в итоге мы получаем лишь сплошное разочарование от как нам кажется несправедливо быстрого и бессмысленного хода времени.
– То есть ты хочешь сказать, что это только лишь вопрос личного отношения? И больше ничего?
– Не совсем Лизи, твоё отношение складывается независимо от тебя, ты не в состоянии его настроить иначе чем оно уже определенно твоим разумом или чем-то ещё, что находится в тебе. В каком-то смысле мы заложники самих себя от самого момента рождения.
– Другими словами Арди, некоторые люди обречены осознавать свою беспомощность перед жерновами времени! – подытожила она.
– Да, но чем ты больше страдаешь от утекающего времени, тем больше удовольствия ты способна испытать в те мгновения, о которых мы говорим. Это всего лишь сохранение баланса.
Стало ощутимо прохладнее, Лиз поёжилась и отыскала в темноте руку Арда. Он привлёк девушку к себе, какое-то время они стояли молча. Затем Лиз коснулась губами его щеки.
Ард
Утром Ард проснулся от прикосновения к лицу мягких солнечных лучей. Какое-то время он неподвижно лежал, наслаждаясь тем, как сознание постепенно освобождается ото сна, вновь наполняясь силой ощущений. Вначале стал слышен трепет занавески колышущейся около приоткрытого окна, сквозь неё вместе с уличным воздухом в комнату проникал отдалённый шум города. Звук колёс автомобилей сливался в один монотонный гул, над которым резво раздавался звон трамваев. Следом пришла череда обоняния: робкий аромат цветов из вазы, запах мебели и старых книг которыми была наполнена комната, не могли затмить самой прекрасной составляющей этого утра – её запаха, он был разлит везде. Арду хотелось бесконечно вдыхать его и именно это окончательно способствовало пробуждению. Он повернулся на бок и уткнулся в ворох её беспорядочно размётанных по подушке волос, он осторожно откинул их с лица – спящая Лиз была похожа на маленькую девочку, она подоткнула кулак под щёку, отчего лицо приняло трогательное выражение. Контрасты её преображений в очередной раз восхитили его: умильная безмятежность ребёнка, ещё вчера была расчётливой, язвительной, высокомерной, готовой унизить человека, ночью же она предстала в образе страстной, источающей желание женщины. Ард усмехнулся, размышляя, кем он выглядит в глазах Лиз. Их отношения были ещё не слишком продолжительны, и сохраняли дыхание новизны и удивления друг от друга, вместе с тем им был присущ и скрытый дух соперничества, временами порождающий конфликты.