Город без людей
Шрифт:
И опять он достал револьвер, положил палец на курок и медленно приставил дуло к виску.
Как легко было это сделать... Сталь револьвера холодила висок. Омер чувствовал какое-то облегчение, как будто он уже переступил этот роковой рубеж. Глаза его были неподвижно устремлены в темный угол комнаты, словно они хотели просверлить притаившуюся там темноту. Эта бесконечная тьма небытия медленно засасывала его самого и наполняла, казалось, все его существо.
До слуха его донесся женский смех, а затем покашливание мужчины, скрип пружин матраца... В комнате на верхнем этаже кто-то веселился. Теперь он вспомнил, зачем он оказался в этом
— Тетушка Кираз, вот Хасан-бей. Он эту ночь переночует здесь. К нему еще зайдет одна красотка. Позаботься как следует о них, чтобы мне не пришлось потом краснеть...
— Не беспокойся! — засмеялась хозяйка, погладив Неджметтина по спине. — Когда же я заставляла тебя краснеть?
— Какие тут могут быть счеты, тетушка Кираз?
— Да очень простые, дурень ты этакий! Ты вот болтаешь, а Хасан-бей на самом деле подумает, что я этим делом с самого рождения занимаюсь.
— Скажи, велика беда!.. А что, разве не занимаешься?..
— Ах ты пройдоха... Марш отсюда, кобель!
...Да, и в таком доме приходится умирать... А впрочем, не все ли равно где. Ведь не выбирает же человек место, где родиться. Почему же он должен выбирать место, где умереть? Смерть, где бы она ни застигла нас, есть смерть. Это сила, которая рано или поздно дает себя знать так же, как и жизнь.
Может быть, оставить какую-нибудь записку? Но какое она может иметь значение? И все-таки ему очень не хотелось, чтобы его считали каким-нибудь преступником и пятнали его имя. Да, он оставит такую записку.
Омер положил револьвер на стол и открыл дверь.
За дверью, словно чего-то ожидая, стояла тетушка Кираз.
— Ты чего здесь? — удивился Омер, чуть не столкнувшись с ней.
Старая женщина пристально посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
— Да вот, ожидала... Думала, может, тебе что-нибудь понадобится...
— Бумага и карандаш есть у тебя?
— Есть...
Однако она не двигалась с места и продолжала неподвижно стоять, глядя на него.
— Послушай-ка, сынок... — начала она после некоторого молчания. — Только не обижайся. Ты мне что-то с первого взгляда не понравился. Но и треснутая чашка хороша, пока не разбита... По правде говоря, если бы не этот помешанный Неджми, я ни за что не впустила бы тебя к себе... Я же вижу, что любовница, которая якобы должна прийти и прочее, — это только предлог, а на самом деле ты пришел сюда с каким-то дурным намерением. И вот что я тебе скажу, сынок: если ты в самом деле надумал сделать какую-то глупость, то делай ее где-нибудь в другом месте, а у себя в доме я этого не допущу...
Омер был поражен. Он искал и не находил ответа. И хотя в течение этих трех дней он считал себя достаточно сильным, чтобы не склонять голову перед окружающим миром, перед самой смертью и жизнью, но сейчас перед этой старой женщиной он понял вдруг все свое ничтожество. И это не только не раздражало, наоборот, успокоило его.
— Я очень несчастен, тетушка... — подавленно признался Омер.
— И так уж безнадежно?
— Не знаю, право... Не знаю...
— Если ты меня спросишь, сынок, то я тебе скажу, что нет совсем безнадежного горя, кроме смерти. Чего только мне не пришлось пережить... Думаешь, от хорошей жизни я занялась этим сводническим ремеслом? У каждого раба своя судьба в этом мире. Закрывая перед тобой одну дверь, господь-бог всегда открывает тут же другую... И
Рассуждая таким образом, тетушка Кираз вошла в его комнату и, не дожидаясь приглашения, взяла стул и непринужденно уселась.
Омер вдруг разрыдался, как ребенок.
— Я так одинок... Так одинок...
— Эх, а у нас, ты думаешь, мамочка и папочка есть, что ли? В этом мире всяк по-своему одинок... И даже мать с отцом, у которых куча детей, и те одиноки. Как рождается человек одиноким, так и тянет одиноко свою лямку до самой смерти.
— А стоит ли?
— Что же ты можешь поделать? Если приход на этот свет от тебя не зависит, как же ты хочешь, чтобы уход из него был в твоей власти?.. Нет, брат! Заслуга не в том, чтобы умереть, а в том, чтобы жить.
Омер глубоко вздохнул. Ему самому казалось странным, что вместо того, чтобы отмахнуться от всех этих банальных истин, он с удовольствием выслушивает их. Если бы несколько дней назад, сидя в кресле начальника управления, ему пришлось бы слушать эти слова, его, наверное, стошнило бы. Неужели человек может так измениться за столь короткий срок?.. Превозмогая себя, Омер постарался улыбнуться.
— Ты права, тетушка Кираз...
Внезапно его осенила совсем новая мысль.
— Ты могла бы мне оказать услугу? — поспешно спросил он.
— Какую?
— Я дам тебе сейчас письмо. Ты отвези его в одно место, в районе Сиркеджи. Возьми такси, получишь ответ и с этой же машиной вернешься. Сделаешь?
— Хорошо, сделаю.
— Тогда быстро принеси-ка мне бумагу и карандаш.
Старуха не трогалась с места. Она многозначительно посмотрела сначала на Омера, потом внимательным взглядом обвела разбросанные по комнате вещи.
— Ты чего так смотришь? — не выдержав, грубо спросил Омер.
— Сначала дай-ка мне эту штуку...
Тетушка Кираз показала рукой на угол стола. Там лежал только что брошенный им револьвер.
— Ладно... Но мне бы хотелось, чтобы ты мне верила... Я честно и терпеливо буду тебя ждать, пока ты привезешь мне ответ...
Старуха поднялась, подошла к столу и решительно взяла револьвер.
— Так будет лучше, — проворчала она. — У меня на душе должно быть спокойно, чтобы я могла сделать то, что ты просишь... А револьвер я спрячу. Пока ты в этом доме, он тебе в руки больше не попадет...
Омер не произнес ни слова. Он неподвижно стоял посреди комнаты и смотрел вслед удалявшейся старухе.
На бумаге, которую принесла ему тетушка Кираз, дрожащей рукой он написал только одну строчку: «Я не хочу умереть, не повидав тебя».
IV
И сказал бог: да будут светила на тверди небесной для освещения земли, и для отделения дня и ночи, и для знамений и времен, и дней, и городов. И да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так. И создал бог два светила великие: светило большее — для управления днем, и светило меньшее — для управления ночью; и звезды; и поставил их бог на тверди небесной, чтобы светить на землю. И управлять днем и ночью и отделять свет от тьмы. И увидел бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый.