Город без людей
Шрифт:
Не поднимая головы, с которой пот градом катился на сухую землю, жена со вздохом выдавила из себя:
— Еще двадцать денюмов осталось...
— Что же вы тут делали целых десять дней?
Жена ничего не ответила и молча продолжала махать мотыгой.
Реджеб, в котором заговорило его мужское самолюбие, совсем вышел из себя:
— Тебе я говорю или нет? Ты что, оглохла?
Жена подняла голову и, ни слова не говоря, укоризненно посмотрела на него. Она дышала так тяжело, что, казалось, вот-вот рухнет на землю, как выбившаяся из сил буйволица. Черные разводы грязи еще больше подчеркивали черноту ее глаз.
Реджеб вздрогнул. Ему вдруг стала ясна причина возникшего в нем чувства тоски и горечи, которое угнетало его все эти дни: ему было просто жаль жену.
На следующий вечер Реджеб вернулся из касабы с двумя фонарями.
— На вот, возьми эти фонари, — сказал он, протягивая их жене. — Днем вам работать жарко, устаете быстро. Теперь работать будете с фонарями, ночью...
Невеста и телка
— Как вы думаете, соседи, что, если мне продать свою телку? — спросил у односельчан Бекир, сын дядюшки Халиля.
Со всех сторон послышались возражения:
— И тебе не жалко?
— Кто же продает такую красивую двухгодовалую телку?
— В наше время продать легко, а приобрести снова куда трудней.
Бекир жестом руки успокоил соседей и продолжал:
— Я должен продать ее... Другого выхода у меня нет... Сегодня утром я ходил в Дугджалы, чтобы заполучить Халиме. А Муса-ага, как услышал в чем дело, сразу на дыбы: «Давай, — говорит, — калым в сто лир и не куруша меньше. А не то — не видать тебе моей дочки...» — Что ты, Муса-ага, помилуй ради бога, в такое время где я возьму сто лир? — начал я его упрашивать. А он как заорет на меня: «И слушать тебя не хочу! Я, пока свою дочку вырастил, по меньшей мере четыреста киле пшеницы на нее израсходовал, а сейчас только сто лир у тебя требую. Разве это много?..» Хлопнул дверью перед самым моим носом и разговаривать больше не стал. Так что сами видите — другого выхода у меня сейчас нет. Одно осталось — продать телку...
Соседи задумались. Положение и в самом деле серьезное... Каждый знает, что за человек Муса-ага, особенно когда он заупрямится. А о Бекире и говорить не приходится. Если парень этой осенью не женится, то до следующей осени он совсем измотается. После смерти матери он остался совсем один, помощница в доме ему до зарезу нужна…
— А Халиме такая же красивая, как твоя телка? — спросил Коджакафа Али. По словам односельчан, у него «немного не хватало». До десяти лет он совсем не умел говорить, а после десяти аллах, наверное, нарочно развязал ему язык, чтобы он всегда вот так невпопад что-нибудь брякал.
— А ты помолчи, не твоего ума дело... — зашикали на него сразу со всех сторон.
Коджакафа Али после этого не решался больше открыть рта. Он лишь еще несколько раз хихикнул и вскоре заснул в своем углу.
Соседи хорошо знали положение Бекира. Деньги у него, как правило, не водятся. Разве что от урожая в карман иногда попадет несколько монет. Но в этом году все всходы побило градом. Земля, которая давала раньше урожай сам-десять, а то и сам-пятнадцать, в этом году не вернет даже посеянные семена... Что и говорить,
— Ты уборку уже кончил? — спросил Бекира его сосед Мустафа, сын Коджа Ахмеда.
— Кончил. Невелика ведь работа была. Посеял тридцать киле зерна, а собрал — дай бог, если двадцать киле наберется. Из этого надо на семена отложить, да и есть еще что-то нужно. Вот и считай теперь, сколько останется.
Да, подсчитывать тут было нечего... В такие неурожайные годы подсчеты были излишни. Аллах в этом году был не очень милостив. Сначала — суровая зима, потом — град, а затем — засуха.
— Не продавай телку, Бекир, — заключил Мустафа. — Найдем выход.
— Какой же?.. Может, у тебя деньги есть, одолжишь мне?
— Нет... В такое время нет ничего труднее, как давать в долг. Мы лучше что-нибудь другое придумаем!
Этими словами все заинтересовались не меньше, чем сам Бекир. Мустафа считался в деревне толковым парнем. Он даже сам умел расписываться и уж попусту болтать не будет.
— Какой же выход? — спросили его все почти в один голос.
Мустафа загадочно улыбнулся.
— Значит, Муса-ага говорит, что не отдаст дочери без калыма в сто лир, так, что ли?
— Да...
— А мы тогда умыкнем у него Халиме...
Обычай похищать невесту в последнее время стал встречаться в деревнях все реже и реже. Парни вспоминают об этом удальстве своих дедов только в тех случаях, когда отцы невест начинают чересчур уж упрямиться. Тогда, чтобы справить дешево свадьбу, ничего не остается, как похитить любимую девушку. Для этого нужно только найти несколько хороших лошадей да удачно выбрать время, чтобы в поле ни с кем лишним не встретиться. Бекир уж и сам подумывал об этом. Но сейчас ведь не то время, что было раньше. Всякое насилие запрещено теперь законом.
Бекир решил поделиться своими сомнениями с односельчанами:
— Я тоже об этом думал. Но боюсь, как бы под суд не попасть...
— А разве сама Халиме равнодушна к тебе? — стал убеждать его Мустафа. — А коли вы оба согласны, что может суд сделать? Не присудит же он заплатить калым в сто лир Муса-аге?
Мустафа прав... К тому же никакого другого выхода нет...
На следующее утро, еще до восхода солнца, трое парней отправились в путь. Бекир вывел из конюшни свою лучшую, откормленную лошадь. В таком деле нужно вихрем донестись туда и вихрем прилететь обратно... На всякий случай друзья захватили с собой револьверы. Ведь у Муса-аги большая семья. Есть у него и сыновья, есть и зятья. Так что, может быть, придется и отстреливаться.
Они быстро пронеслись по полю мимо заскирдованных стогов и выстроившихся в ряд снопов. Дугджалы — небольшая деревушка, до нее было не больше полутора часов езды. А от деревни до участка Муса-аги, где они надеялись найти Халиме, нужно было ехать еще минут сорок.
Вскоре показалось и солнце, но месяц по-прежнему сиял на небосклоне. Казалось, эти светила сошлись на свиданье в бескрайней синеве неба. В воздухе носился запах земли и жнивья. У всех троих взволнованно бились сердца... Еще бы! Кто может отрицать, что увезти девушку в такое чудесное утро особенно приятно?