Город бездны
Шрифт:
Тем временем мы пересекли южную границу ареала королевских кобр. Глаза Кагуэллы горели нетерпением, его взгляд обшаривал джунгли в поисках неторопливого движения огромного тела. Взрослые особи двигаются степенно и неторопливо — они настолько неуязвимы для любых природных хищников, что не развили в себе никаких защитных инстинктов. Единственное, что заставляет гамадриад двигаться — это голод. Кроме того, их цикл размножения включает миграцию. Если верить Вайкуне, у них нет даже того, что мы называем инстинктом самосохранения. Он нужен им не больше,
— А вот и дерево гамадриад, — объявил Дитерлинг на исходе дня. — Судя по виду, слияние произошло недавно.
Он указал в сторону от дороги, где царил непроницаемый мрак. Мне грех жаловаться на зрение, но у Дитерлинга зоркость просто нечеловеческая.
— Боже… — произнесла Гитта, опуская на глаза инфракрасные очки-бинокль. — Какое огромное.
— Так и сами не маленькие, — сказал ее муж. Он смотрел в ту же сторону, что и Дитерлинг, напряженно щуря глаза. — Ты прав. Похоже, у этого дерева было восемь — девять слияний?
— Как минимум, — согласился Дитерлинг. — И последнее, возможно, еще не закончилось.
— То есть… дерево еще теплое?
Я понял, к чему он клонит. Там, где есть дерево с недавно наросшими слоями, могут находиться и почти взрослые гамадриады.
Мы решили разбить лагерь на ближайшей прогалине, метрах в двухстах впереди по дороге. Водители нуждались в отдыхе после того, как целый день пробирались через заросли, а машины успели получить мелкие повреждения, которые было необходимо исправить прежде, чем снова отправляться в путь. Мы не торопились достичь места, где планировали устроить засаду, и Кагуэлла решил немного поохотиться перед сном в окрестностях лагеря.
Я воспользовался моноволоконной сенокосилкой, чтобы расчистить прогалину, затем помог накачивать палатки-купола.
— Пойду прогуляюсь, — сказал Кагуэлла, похлопав меня по плечу. Он был в охотничьей куртке, с переброшенной через плечо винтовкой. — Вернусь примерно через час.
— Будьте осторожнее со змеями, — полушутя предостерег я.
— Это просто прогулка, Таннер.
Я протянул руку к стоявшему перед палаткой складному столику, на котором размещалось кое-что из нашего оборудования.
— Если собираетесь далеко, — я поднял со столика инфракрасные очки-бинокль, — не забудьте вот это.
Он помедлил, потом взял у меня прибор и сунул его в нагрудный карман рубашки.
— Спасибо.
Кагуэлла шагнул из островка света с палатками, на ходу снимая с плеча винтовку. Разобравшись с первой палаткой, которая предназначалась Кагуэлле и его супруге, я отправился на поиски Гитты, чтобы сообщить ей об этом. Она сидела в кабине машины с дорогим электронным блокнотом на коленях и, небрежно постукивая по клавишам, бегло просматривала страницы какого-то поэтического сборника.
— Ваша палатка готова, — сказал я.
Она закрыла блокнот с видимым облегчением и позволила мне проводить ее к входу в палатку. Я заблаговременно проверил прогалину на предмет потенциальной угрозы — например, мелких ядовитых родственниц гамадриад, которых
— Ну как, наслаждаетесь путешествием? — спросил я.
— Это шутка, Таннер? По-вашему, я могу этим наслаждаться?
— Я говорил ему, что будет лучше для всех, если вы останетесь в Доме Рептилий.
Я расстегнул «молнию», открывая вход в палатку. Роль прихожей играл крошечный воздушный шлюз — благодаря ему палатка не съеживается всякий раз, когда кто-то входит или выходит. Мы установили палатки треугольником, соединив их короткими герметичными коридорами. Генератор, наполнявший палатки воздухом и придававший им форму, был невелик и работал бесшумно.
— Вы полагаете, что это подходящее место для женщины, Таннер? — спросила Гитта, шагнув внутрь. — Если не ошибаюсь, подобные устройства вышли из употребления еще до старта Флотилии.
— Нет, что вы… — пробормотал я, стараясь, чтобы мой тон не казался извиняющимся. — Я вовсе так не думаю.
И вознамерился застегнуть наружную дверь, чтобы Гитта могла войти в палатку в одиночестве.
Но она подняла руку, не позволив мне коснуться «молнии».
— Хорошо, а что вы думаете?
— Думаю, что здесь произойдет нечто не слишком приятное.
— Вы имеете в виду засаду? Забавно, а я бы никогда не догадалась.
Я почувствовал себя идиотом.
— Гитта, поймите, что вы не все знаете о Кагуэлле. Да и обо мне тоже, если уж на то пошло. О том, чем мы занимаемся. Что за работу выполняем. Думаю, скоро вы поймете, что это такое.
— Зачем вы мне это говорите?
— Полагаю, вам лучше быть к этому готовой, вот и все. — Я оглянулся через плечо на джунгли, в которых исчез ее муж. — Мне нужно заняться другими палатками, Гитта.
— Да, конечно, — ответила она. В ее голосе было что-то странное.
Она пристально смотрела на меня. Возможно, это была игра света и тени, — но в эту минуту ее лицо показалось мне сверхъестественно прекрасным, словно портрет кисти Гогена. Наверно, именно в тот момент я полностью осознал, что готов предать Кагуэллу. Эта мысль постоянно была рядом, но понадобился этот миг обжигающей красоты, чтобы высветить ее. Интересно, принял бы я это решение, если бы тени упали на ее лицо чуть иначе?
— Таннер, вы знаете, что ошибаетесь?
— По поводу чего?
— Я знаю о Кагуэлле гораздо больше, чем вам кажется. Гораздо больше, чем кажется кому-либо. Я знаю, что он жестокий человек, и знаю, что он совершил ужасные деяния. Настолько ужасные, что это не укладывается в голове.
— Вот так сюрприз.
— Нет. Что бы вы ни сказали, я не удивлюсь. Я не говорю о мелких злодействах, которые он совершил с тех пор, как вы с ним познакомились. Они едва ли стоят внимания в сравнении с тем, что он творил прежде. Но если вам не известно его прошлое — значит, вы не знаете его по-настоящему.