Город, где ничего не случается
Шрифт:
– Понял, - Гершвин передвинулся к бетонной ножке и закурил.
– Грустно все это, Ника. У нас "Лахта-центр" построили, а здесь - скамейки трухлявые. Ты это включишь в свои "Пешки"? Можешь привязать эту тему к истории о "Релаксе"... эк его Витек "сделал"!
– Как раньше говорили, на дым пустил помещение!
– Ника тоже щелкнула зажигалкой.
– Да, включу. Мне бы еще достать фото"Релакса" до пожара. Слышала, что там настоящий сити-стайл сделали, блеск и роскошь, даже дорогу к нему проложили новую и высококлассную. А вот я как-то ехала с Николаем по боковой улице Краснопехотского, так там асфальт остался только кое-где. Машина прыгала, как
– А кому нужны окраины города?
– саркастически усмехнулся Наум.
– То ли дело какой-нибудь "Релакс"! Кстати, местные журналисты уже успели подловить меня у "Союзпечати", когда я утренние газеты покупал, и спросили, стал бы я на суде защищать владельца сауны.
– Только не цитируй свой ответ, - рассмеялась Ника, выбросив окурок в ржавое подобие урны, еле видной в густых зарослях бурьяна. Она слишком хорошо знала острый и злой язык адвоката.
– В общем, я им сказал, что у меня тоже моральные принципы есть и я себя не на помойке нашел, чтобы хвататься за любое дело без разбора, лишь бы заплатили. А то деньги проем, а стыд останется, как говорила великая Раневская. Кстати, о еде: кажется, нас звали в гости к обеду? Я уже не прочь заморить червячка.
– И я тоже, - Ника тоже ощутила, что проголодалась за время прогулки.
– Притом весьма крупного червячка.
*
Дом дедушки и бабушки напротив дома Евдокии Макаровой смотрел на мир плотно закрытыми ставнями серьезно и немного грустно. Вопреки опасениям Ники, сохранился он неплохо, хоть и пустовал уже более двадцати лет. "Видно, за ним присматривает тетя Дуся, - подумала Вероника и вздохнула. В принципе, она может приезжать сюда хоть изредка, в отпуск. Только нужно привести дом в порядок, чтобы он не тосковал в одиночестве, как купеческий дом до того, как его купил Виктор...
Подумав о Морском, Ника сразу вспомнила его тонкие белые пальцы, ласково перебирающие густую шерсть лежащего на коленях Маси, его лицо - без сарказма, металла и куража, растроганное и беззащитное. Может, таким всемогущего Морского видела только она. И неважно, сколько женщин было у Виктора до нее и сколько еще будет, перед ними он снимает только одежду, а перед ней - еще и маску, которую надел, чтобы защититься от новых ударов судьбы, устав от боли: "Я устал терять тех, кто мне дорог!". Женское чутье подсказало Нике, что больше ни перед кем Виктор так не открывался. От этого сердце затопило теплотой. Возникло ощущение, словно она держит в руках новорожденного котенка - теплый пушистый комочек жизни с мягкими ушками и нежными лапками и боится уронить этот пищащий комочек или причинить боль малышу неловким движением.
– Пойду, детский сад пофоткаю, - Гершвин понял, почему Ника остановилась у этого крестового дома и не стал ее торопить. Девушка благодарно посмотрела на него. Резкий и язвительный Наум умеет быть тактичным и все правильно понимать, когда дело касается друзей.
Закурив, Ника снова замурлыкала "Знак Бесконечность" - здесь эта песня словно преследовала ее. Из окон дома Макаровых выглядывали лица - в основном женские, пожилые, потемневшие от многолетнего въевшегося загара северного лета с его пронзительным ветром и слепящим на ярко-синем небе солнцем.
– Это кто ж такая, сразу видать, не из наших!
– А это Тани Самариной дочка, из Питера.
– Верно, их Коля привез, еще с мужиком каким-то. Вон он, от детского сада идет, все аппаратом щелкает.
– Чего у нас-то щелкать? Не Санта-Барбара, поди.
– А вон сама у него и спроси, Ермолаевна. Это в городе
– А девочка-то - вылитая Таня смолоду. Зачем только волосы обкорнала, чисто как солдат? И в штанцах, нет бы платьице надеть!
– А это тоже мода такая городская - бабы у них как мужики, а мужики есть - от баб не отличить. По телевизору смотришь, диву даешься: все у них наоборот!
– У тебя еще телевизор работает, Степанида? А у меня как антенна в зиму от ветра завалилась, так и сижу, кукую. Хоть радио еще бормочет, а то бы совсем в тишине оглохла.
– Нас уже, похоже, вся деревня ждет, - сообщила Ника подошедшему Науму и указала на окна дома Макаровых.
– Нечасто здесь бывают гости из Питера.
– Ну, не будем их томить, - Наум пролистывал фотографии в смартфоне, поглядывая на окна тети Дуси.
– А это и есть дом твоих родственников?
– Да, - Ника, не удержавшись, дотронулась до теплого на июньском солнце сруба, и ей показалось, что дом откликнулся, признав владелицу. "Ну вот, теперь образ тоскующего в одиночестве дома пристал ко мне надолго!".
– Хороший дом. Еще лет сто простоит, - Гершвин тоже погладил стену. Он все понял.
*
В избе тети Дуси Макаровой действительно собрались жильцы почти всех обитаемых домов в Новоминской, кроме тех, кто был занят на полевых работах; скучал в правлении; уехал в Краснопехотское или был совсем уже стар и немощен. Разноцветные платки, старомодные платья, но одинаково потемневшие, изрезанные морщинами лица; выцветшие глаза и натруженные руки. И только трое мужчин - не считая Наума и Николая. Тоже очень пожилые, согнутые, но иначе, чем Степка и другие завсегдатаи "Три-Джи" - не от безделья и бесконечных битв онлайн, а от многолетнего тяжелого труда, непроходящей усталости, въевшейся в тело так же, как полевой загар - в лицо.
Стол уже был накрыт, и шумная хлопотливая, несмотря на возраст, Евдокия с порога, не слушая возражений, велела Нике и Науму мыть руки и садиться за стол.
– Ретро-экзотика, - заметил Гершвин, пытаясь вымыть руки земляничным мылом под глиняным рукомойником.
– Нет-нет, Ника, я не ерничаю. У моей бабушки такой же рукомойник был.
– А откуда он у нее взялся?
– спросила Ника.
– Бабушка по маминой линии была русской, из-под Вологды. Родственники мужа ее не сразу приняли, все отговаривали: мол, на своих надо жениться. Но дед у меня был упрямый, я весь в него. Выбор свой отстоял, - адвокат вытер руки выцветшим, но еще крепким вафельным полотенцем.
– Вероника, чует моя чуйка, что из печи достают беляши! Надеюсь, они не со свининой? А то я буду разрываться между зверским голодом и заветами предков!
– Не знала, что ты им следуешь.
– Увы, редко. Но и не совсем на них забил.
– По-моему, это индюшатина, - повела носом Вероника.
– Тогда все в порядке, - потер руки Гершвин.
Один из стариков принес бутыль домашней самогонки. Другой - вишневой наливки. Третий выставил на стол бутылку рижского бальзама (сразу напомнившую Нике о визите в мэрию) и несколько банок шпрот - из посылки от внука-моряка из Риги. Женщины тоже расщедрились и принесли для петербургских гостей все самое вкусное, что нашлось в их домах: соленья, маринады, румяные, еще теплые, пироги. За обедом гостей усиленно потчевали со всех сторон и забрасывали вопросами, с жадным любопытством слушая ответы и восклицая: "Ишь, ты! Подумай-ка! Видал? Ну, надо же, а?"