Город темной магии
Шрифт:
– Просто голова разболелась, – пожала плечами Сара. – Может быть, банальная аллергия. Кто сегодня готовит?
– Дуглас. – Элеонора выразительно расширила глаза. – Предрекаю сосиски с пюре или рыбу с жареной картошкой. Английская кухня, одним словом.
Майлза за ужином не было. В его отсутствие и без мрачной фигуры Макса за столом коллеги почувствовали себя значительно свободнее. Замкнувшаяся поначалу Сара вскоре уверилась в том, что никто не знает о ее стычке с полицией и едва не произошедшем увольнении. Очевидно, и Яна, и Майлз предпочли особенно не распространяться. Она поискала взглядом
За столом раздавалось множество в основном добродушных шуточек. Но было и нечто новенькое: Фиона Апшоу, хрупкая блондинка с личиком в форме сердечка, прибывшая, дабы взять на свое попечение коллекцию дельфтского фарфора. А еще Сару познакомили с Янеком Соколом, худым и пожилым чехом-ученым, превосходно говорившим по-английски, хотя и с акцентом. Янек провел весь день в Нелагозевесе. Как он сообщил Саре, его интересовала тамошняя библиотека.
– В своих исследованиях я использовал новейшие технологии, – тараторил он, поблескивая глазами. – Тачку! А чтобы достать до верхних полок, Майлз обещал обеспечить меня рогатиной.
Сара рассмеялась и похвалила его владение английским.
– Я с тысяча девятьсот девяностого года живу в Вашингтоне. А до этого тайно изучал язык здесь, с верными друзьями. Тогда, моя дорогая, если ты бегло болтал на-английском, это могли счесть политическим актом. Наших детей заставляли учить русский.
– Янек работает в Национальном архиве, – прозвенела Элеонора. – В Берлинском центре документов.
– Который в девяносто четвертом году был переправлен обратно в Германию, – пояснил Янек. – Но в Штатах остались микропленки со всеми документами. А теперь немецкие исследователи вынуждены ехать в США и корпеть над копиями бумаг нацистов, поскольку Фатерлянд ограничил к ним доступ. Законы о неприкосновенности личной информации, так это объясняют.
– И что вы здесь ищете? – спросила Сара. – Нацистские документы?
Чешский ученый расхохотался.
– Я на каникулах, дорогая! Я надеюсь найти любовные письма. Рецепты супов! Дворцовые сплетни шестнадцатого века! Меня всегда увлекало царствование Рудольфа Второго, вот моя давняя страсть. Мой добрый друг Майлз позволил мне, престарелому ученому, приехать и порыться в здешних архивах.
Сара, извинившись, встала, чтобы поздороваться с Сюзи, которая ворвалась в столовую. Японка стиснула ее в кратком, но могучем объятии, от которого у Сары хрустнули кости.
– Ты в порядке, девочка? – прошептала Сюзи ей на ухо.
– Просто немного не в себе, – Сара вяло улыбнулась. – Извини, что я расклеилась…
– Детка, какой цирк! – Сюзи легонько стукнула ее кулаком в плечо и продолжала шептать: – Ты не думай, я и сама не ангел, но не стоит связываться со всей гадостью, которая у них припрятана. Кто знает, чего они туда намешали? Может, толченую рыбью чешую или еще что-нибудь в этом роде… Но я рада, что ты чувствуешь себя лучше, Сара! Кстати, у меня есть для тебя новости. Твое место занято.
Сара почувствовала, как ее живот падает куда-то к коленям.
Сюзи указала подбородком на Фиону Апшоу, хихикавшую над историей, которую ей вполголоса рассказывал Дуглас.
– Я влюбилась, – вздохнула Сюзи. – В женщину, которая души не чает в фарфоре.
– Любовь вытворяет странные штуки, – согласилась Сара и облегченно
Но это чувство может любого свести с ума. Например, Макса… Нет уж, хватит. Следующие полчаса она попробует прожить, не думая о Максе. Где бы он ни был… А куда он все-таки подевался?
Сара уселась между Элеонорой и Бернардом, которые строили планы относительно маскарадных костюмов.
– Кем вы собираетесь быть? – спросила Элеонора у Сары. – Вы должны выбрать исторический наряд. Можете руководствоваться фамильным собранием Лобковицев – там полно образцов бальных платьев.
– А я хочу одеться одной из собак! – провозгласил Дуглас, ставя на середину стола большое блюдо карри из мяса молодого барашка. – Сара, детка! Будь моей Поликсеной!
– Поликсеной будет Дафна, – возразил Бернард. – И кто-то должен сыграть роль ее мужа Зденека, первого князя Лобковица.
– Из Майлза получился бы отличный Зденек, – с невинным коварством вставила Сюзи.
Дафна занялась барашком, на ее губах играла легкая улыбка.
– У них был счастливый брак – у Зденека с Поликсеной? – осведомилась Элеонора. – Или это был кошмарный династический союз? Кто-нибудь в курсе? Дафна?
– Очень счастливый брак, – ответила Дафна, и ее обычно резкий и холодный тон слегка смягчился. – Сохранилось множество их писем друг к другу. Он называл ее своей «золотой принцессой», а она обращалась к нему «мой король».
– Поликсена оказалась опытным политиком, – заметил Янек. – Чрезвычайно умная и способная женщина. Именно благодаря ее влиянию – ее интересу к музыке, живописи и литературе – было положено начало Лобковицкой коллекции. Ее письма поистине очаровательны.
– Рудольф Второй сделал Зденеку с Поликсеной подарок, – вставил Мозес Кауфман, специалист по декоративному искусству. – Алтарь из черного дерева, превосходный экземпляр техники pietra dura [52] .
– Да, Рудольф ведь привез в Прагу флорентийских мастеров, – кивнул Янек. – Он собрал вокруг себя самых поразительных и образованных людей своего времени – художников, алхимиков, астрологов, печатников, издателей, архитекторов…
52
Pietra dura (ит. «твердый камень») – также называется флорентийской мозаикой, техника инкрустации поверхностей полудрагоценными камнями, подгоняемыми встык, без швов.
– Тихо Браге! – вырвалось у Сары.
«Добрый старый Браге…» Так князь Лобковиц сказал Бетховену в ее видении. И слова эти были упомянуты в связи с пилюлей или наркотиком – «лекарством», которое принял ЛВБ… Хотя что за чушь! Тихо Браге к тому времени был мертв по меньшей мере двести лет.
– Совершенно верно, – чешский ученый одобрительно улыбнулся Саре. – Браге дружил с математиком и нумерологом Джоном Ди, который посещал Прагу в районе тысяча пятьсот восемьдесят третьего года. Ди продал Рудольфу две загадочные рукописи: знаменитый манускрипт Войнича, который сейчас находится в Йельском университете – он так и не был расшифрован, – а также книгу алхимических формул, которые, по утверждению Ди, он переписал у ацтеков. Но о последней книге до нас дошли лишь слухи, упоминания и намеки. Никто никогда не видел даже копии.