Городок Нонстед
Шрифт:
— Вам это может показаться глупым, мистер О`Тул…
— Не сомневайся.
— … пытаюсь собрать побольше информации об определенного… определенного недомогания, поразившего этот город…
— Знаешь, что меня раздражает в англичанах? — вновь прервал его старик. — То, что они не умеют называть вещи своими именами. Недомогания, поразившего этот город, Боже мой. Не можешь просто сказать, что тут люди съезжают с катушек?
— Это слишком сильно сказано.
— Послушай, — О`Тул дернулся, будто бы хотел подняться. Натан не выдержал и посмотрел на двери. Это длилось долю секунды, но тем не менее, вызвало на лице
Его сухой кашель прервался так же неожиданно, как и начался. О`Тул снова уставился на посетителя змеиным взглядом.
— Зачем это тебе? — прошипел старик. — Книги пишешь? Статью? Тебя какой-то таблоид прислал?
— Нет. — Натан выпрямился и вздохнул. Неожиданно он понял, как дальше вести беседу. — Ничего не пишу, а на таблоиды мне… Я пришел к Вам, потому что боюсь. “Отшельница” становится все сильнее.
– “Отшельница”? — фыркнул О`Тул, оплевав собеседника. — Если веришь в “Отшельницу”, то ты такой придурок, каким и кажешься. Хочешь знать, что убило старого Стьерна? Вы.
— Мы? — из вежливости удивился Натан. Ему это с трудом удалось, а выражение лица старика становилось все более враждебным. — Какие мы, мистер О`Тул?
— Вы, молодые! — процедил пенсионер сквозь пожелтевшие, но на удивление ровные зубы. — Скользкие сукины дети в костюмчиках, с полными ртами красивых слов и пустых обещаний! С гладкими ручками, которые никогда в жизни не прикасались к отвертке! Вы б…е специалисты по маркетингу, эксперты в психологии продаж, кудесники рекламы, чертовы угнетатели мыслей! Вы — те, кто научили нас жить так, как показано в рекламе. Вы, кто превратил человеческую жизнь в выискивание наибольших скидок!
Гнев старика был настоящим и страшным. Натан с трудом заставил себя не скукожиться на стуле. Ему даже в голову не пришло, что можно возражать. Он понимал, что старик ему бы ни за что не поверил, даже если бы он колотил себя кулаком в грудь, клянясь в своем пренебрежении к миру рекламы. Ненависть старика была неукротимой, как бурное море, и абсолютно равнодушной к любой аргументации.
О`Тул тяжело свесил голову и какое-то время тяжело дышал. Взрыв истощил его силы. Пепел упал на пол, рядом с резиновым ковриком.
— Старый Стьерн подвинулся на ценах, раскрутках, распродажах, скидках и тому подобном дерьме, — кривясь, сказал старик. — Собирал листовки о скидках, как “Мэддиз”, так и других супермаркетов графства. Особенно, сетевых. Знал все. Спросишь его, бывало, где можно подешевле купить сосиски, а он закроет глаза, вроде как припоминает, а потом сообщает название магазина, город, время, которое уйдет на дорогу и цену, в которую он уже включал стоимость бензина в две стороны. — Он вдруг рассмеялся. — Я покупал шесть банок “айрон сити”, а он первым делом выяснял, где купил, а потом четверть часа болтал о том, что меня объегорили, как последнего балду. Потому что в Моррисоне до субботы есть скидка. Шел в “Мэддиз” за сыром и мог задержаться на час, объясняя другим клиентам, где есть вещи дешевле.
Сердце писателя колотилось как бешенное. Но он сумел подавить испуг и с вниманием внимал словам старца.
— Потом, когда Альбертина научила его пользоваться
Рыбьи глаза О`Тула подернула поволока воспоминаний.
— Они его неправдоподобно раздражали. Во-первых, он не мог вычислить в них никакой закономерности. Во-вторых, обычно их было слишком много. Он не мог их охватить. Не сдавался. Чем больше разочаровывался, тем дольше сидел над ними. И начал замечать странные вещи.
— Какие? — прохрипел Натан.
О`Тул резко взглянул на него, как будто только что понял — он в комнате не один.
— Такие. — Старик посмотрел в окно. — Знаешь, во время войны в газетах помещали объявления, которые были на самом деле зашифрованными посланиями. Стьерну казалось, что он наткнулся на что-то подобное, но куда более страшное. Например, “молимся в пятницу за миссис Тилт”. Ну и приходит пятница, а миссис Тилт бах. Врезалась на автомобиле в дерево. Или “закупка свечей и керосина для семьи Таусэнд”. Через неделю — торнадо повалил столбы, и у Таунсэндов не было света восемь дней. Знаю, что звучит по-идиотски. — Он угрожающе посмотрел на Натана. — Но это правда. Мой старинный приятель Стьерн Микельсен пытался разобраться в тайне мелких объявлений.
Он прервался. Старик тяжело, с посвистом дышал.
— Он много чего сделал, чтобы докопаться до правды. Он хотел знать, кто печатает эти анонсы. Стремился к этому так сильно, что даже вломился в редакцию “Голоса Нонстеда”. Конечно, его сразу же поймали. Его продержали неделю. А потом этот безумец вычитал что-то о своей смерти. Никогда уж не узнаю, что это было, потому что после выхода из кутузки, он взял ружье, пошел на главную площадь Нонстеда, выкрикнул что-то о том, что никому не позволит решать, когда ему умереть, и пальнул себе в голову. Понимаешь? Пальнул в глупую голову, набитую скидками и ценами.
Натан понимал, что нужно задать тысячу вопросов. Знал, что нужно спросить, только ли Микельсен собирал эти объявления, или их видел кто-то еще, пробовал ли Стьерн с их помощью влиять на жизнь других людей…
Но он не сумел произнести ни слова. Неподвижно сидел, всматриваясь в неподвижные глаза старика, в которых в очередной раз пылала ненависть.
Резиновый шлепанец раздавил окурок. Длинные пальцы с хрустом сжались в кулаки.
— А знаешь, почему? — хрипел О`Тул. Большой, мощный, разросшийся. — Знаешь?
— Натан.
Натан голос Скиннера был едва слышен, будто звучал с далекого расстояния. Но он пробился сквозь панику и вернул писателя к жизни. Он резко поднялся, и выскочил в коридор. Ему казалось, что за ним тянется длинная сучковатая рука Маттиса О`Тула.
— Натан!
Только в коридоре я понял, что в голосе Скинера звучал страх.
— Боже, ты не можешь сильнее разогнать это дерьмо? — крикнул Скиннер.
Дорога пошла ровно, и склонившийся к рулю писателю посмотрел на приятеля. Лесоруб изо всех сил сжал зубы мял ремень безопасности, будто бы с трудом справлялся с дикой яростью. На обочине танцевали терзаемые ветром деревья.