Горсть патронов и немного везения
Шрифт:
Телефон сработал только через полчаса.
— Да, Лелечка! Я на проводе.
— Это Квинт. Спускайся, — со двора послышался клаксон.
Приятель Толи Квинта оказался низкорослым очкариком. Текст, который он использовал для рекламы «Ауди-100», был явно заучен раз и навсегда.
— Теперь скажи, какого она хоть цвета? — попросил я, потому что освещенный электричеством с первого этажа бок машины не давал представления о цвете — серебрился, и все.
— О, у нее замечательный цвет: фисташковый с перламутровым отливом!..
— Ладно,
Мы уселись втроем в машину, действительно очень послушную и простую в управлении.
— В бортовом компьютере стала иногда мигать лампочка и сбрасывает звуковой сигнал, — как бы невзначай заметил приятель Квинта.
— И что это означает?
— Неисправность, только не знаю какую. Раньше этого не было.
Я нажал тормоз:
— Да ты что, парень, с ума сошел?! Да, может, она закипит или застучит у меня в самый неподходящий момент?
— Фирма гарантирует, — спокойно ответствовал очкарик и стал похож на попугая Прохора.
Мне оставалось только чертыхнуться и потребовать внести это предупреждение фирмы в договор.
— Машина — она ведь как живое существо, — разглагольствовал он, засовывая полтинник за доставку в кожаное портмоне. — Ей тоже хочется о чем-то поговорить.
— Пошел к… — вытолкал я его за дверь у станции метро «Измайловский парк». — Мерзкий тип, — сказал я Толе, когда мы остались вдвоем.
— Мерзкий, но нужный, — изрек он. — А за машину не бойся — хорошо идет, я слышу.
За тридцать минут обкатки сигнала больного компьютера я не услышал, лампочка не мигала. Машина слушалась руля, работала исправно, и я уже почти полюбил ее и даже придумал ей имя — «фисташка». Когда подъехали к дому Квинта на Прядильной, Толе не хотелось выходить из салона.
— Что бы я без тебя делал, — пожимая ему руку, сказал я на прощанье.
— Ездил бы на своем «Ягуаре» и не выдрючивался, — хмуро ответил Квинт. — Очень нужно выбрасывать на ветер такие деньжищи.
Я невольно засмеялся:
— Толя, ты не меняешься! Четыре года тебя знаю, а улыбку на твоей физиономии видел — по пальцам пересчитать.
— Пять, — сказал Квинт.
— Чего «пять»?
— Пять лет мы знакомы, а не четыре.
— Да нет, не может быть. Когда труп-то в гараже нашли, в девяносто третьем?
— В девяносто втором. В девяносто третьем матюшинский процесс был, в феврале.
Он открыл дверцу, чтобы выйти, и тут вдруг раздался акустический сигнал — тоненький, как будильник наручных часов, — а на панели компьютера замигала красная лампочка.
— Что за фигня? — шепотом спросил я у Квинта.
Он захлопнул дверцу, но сигнал продолжался еше секунд десять. На какое-то мгновение мне показалось, что там, внутри «фисташки», кто-то сидит и будто хочет мне что-то сказать по-своему — то ли пожаловаться, то ли есть
Сигнал прекратился внезапно и беспричинно, так же, как и начался. Мы с Квинтом посмотрели друг на друга, в его взгляде тоже застыло недоумение, хотя, казалось бы, ничего особенного не произошло — просто где-то в компьютере замыкало контакты.
— Ну и что? — первым пришел в себя Квинт. — Не обращай внимания, так даже веселей.
Он ушел. Я включил передачу, аккуратно тронул «фисташку» с места, но в тот же миг остановился и выскочил из салона:
— Стой, Толя, стой! — догнал Квинта. — Какой, ты сказал, процесс был в девяносто третьем?
Он похлопал глазами, припоминая, о чем речь.
— А-а, это?… Да над Матюшиным из горисполкома. Который мне «шестисотку» подставил, а после жмурика в яму подложил.
— Как его звали-то Матюшина этого, не Алексеем Петровичем?
— Замначальника отдела жилкоммунхоза Мосгорисполкома Матюшин Алексей Петрович.
— Точно?
— Я же показания на суде давал. У друга своего Каменева спроси, он знает.
— Ладно. Сколько тогда ему впаяли, пятнашку?
— Не-е, этому десять по сто семьдесят третьей. Адвокат у него был сильный.
— Как фамилия?
— Чья? Адвоката? — Толя напряг извилины в виде лобных морщин. — Не помню. Зачем мне?
— Ну да, да, конечно. — Я еще раз пожал ему руку и вернулся в машину.
Если это был тот самый Матюшин, чью машину разбил Рыжий, значит, он на свободе? Статья 173 за получение взяток в особо крупных размерах и злоупотребление служебным положением предусматривает конфискацию имущества, а техпаспорт на «Жигули» был оформлен на имя Матюшина Алексея Петровича. Получается, что его осудили на десять лет, а выпустили через пять? То, что Рыжий назвал его соседом, еще ничего не значило, но сам факт их знакомства подразумевал и связь с Ямковецким, причем связь давнюю — с той поры, когда Ямковецкий был на свободе. В списках «Земли» Матюшин не значился — в 93-м, когда «Земля» из Московской областной риэлтерской фирмы превратилась в акционерное общество, Матюшин уже был осужден. А до этого все они — и Майвин, и Ямковецкий, и ответственный работник Мосгорисполкома Матюшин — шли в одной упряжке. Не из гаража ли Ямковецкого «шестисотый» «Мерседес», которым они пожертвовали, чтобы забрать квартиру у Толи Квинта?
Телефонный звонок застал меня на Первомайской, у самого дома.
— Евгений Викторович, это Люся. Здрасьте!..
— Привет, Панацея, дочь Эскулапа! Ты оказалась самым назойливым из моих сновидений. Я уже подумывал обратиться к психиатру.
— Ой, да скажете тоже! — отхохотавшись, проговорила пышка Люсьен и, я уверен, густо покраснела. — Мне Григорий Ефимович велел позвонить.
— Я понимаю, что сама бы ты не догадалась. Ну, что там?
— Нашли мы этого Решетникова. Записывайте…