Горсть патронов и немного везения
Шрифт:
Потом я сварил крепчайший «Паризьен» и набрал номер диспетчерши, но мне снова не ответили. Решетников сосредоточенно молчал, прихлебывая кофе; бисквит на блюдечке он брезгливо отодвинул подальше.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
— Майвин утверждает, что Илона видела его. А розыск не объявлен, — вслух подумал я вместо ответа.
Викентий задумался.
— Если они его выпускают под залог из общака — свиданку не дадут, — покачал головой. — Там весь оперсос прикуплен, меньше чем пол-«лимона» не канает. Откажут под любым предлогом: перевели в БУР, в ПКТ,
— Значит, сведений о нем получить нельзя?
— Получить можно. Проверить нельзя. Было бы дня три — оформили бы официальную свиданку через ГУИН, но это — не раньше понедельника.
В самом деле, была суббота, тринадцатое. Хорошо, что «счастливое» число не совпало с пятницей — работать на Майвина со скидкой не хотелось.
— Преступная группировка не самолет, откуда можно катапультироваться нажатием кнопки, — философски заметил Викентий. — После того как гражданка Панафидина продала его квартирку на Третьей улице Марьиной Рощи, он обосновался в Рижском переулке по адресу, который указан в его подписке о невыезде.
— Твой участок?
— То-то и: плохо, что мой. Меня там каждая собака знает.
За окном стояла вязкая, смолистая ночь; черные клочья туч проплывали по небольшому, освещенному надкусанной луной участку неба, и ничто, кроме жестяного будильника на подоконнике, не напоминало о моих обязательствах перед клиентом.
— Кажется, ты предлагал услуги сторожа? — положил я ключи перед Викентием.
О том, что в бывшей своей вотчине он может работать разве что пугалом, я как-то не подумал.
— Это меня устраивает, — кивнул Викентий против ожидания. — Спасибо за ужин.
Он встал и, перешагнув через спящего Шерифа, пошел в комнату. Остановившись перед книжным шкафом, долго разглядывал корешки, потом снял с полки справочник «Москва. Пассажирский транспорт».
— В пять тринадцать, — произнес себе под нос, посмотрев на часы.
— Что?
— Электричка в Кимры в пять тринадцать. Езды туда два сорок, итого — в восемь я там, в десять пятьдесят обратно. Дай мне свой телефон и денег на дорогу.
Поездка в Кимры, так или иначе, была неизбежной, более того — с нее следовало начинать. Решение Викентия отправиться туда самостоятельно высвобождало массу времени, и я с готовностью выложил двести семьдесят четыре тысячи девятьсот два рубля — все, что имелось в наличии «деревянными». Кроме того, я дал ему триста долларов на расходы по делу.
— Я тебя подвезу до Савеловского, — предложил.
Он надел пальто, нахлобучил шляпу.
— Родион Раскольников, — констатировал угрюмо, осмотрев себя в зеркале. — Нет уж, спасибо! — отказался от транспорта. — Действовать будем слаженно, но автономно.
Уходить он, однако, не спешил — вернувшись в комнату, еще раз перечитал все бумаги, пересмотрел фотографии.
— Я заберу? — показав мне ту, где Ямковецкий праздновал очередное возвращение из цугундера, спрятал ее в карман.
Я предложил ему комплект запасных ключей от квартиры, но он покачал головой: — Лучше — запасной телефон. Я продиктовал номер
— Не люблю давать советов, — произнес Викентий напоследок, — но на твоем месте я бы начал с адвоката.
15
Было еще слишком рано, чтобы кому-нибудь звонить, не считая 01,02 и 03. Шериф переваривал куриные косточки и вчерашние впечатления, храпя, повизгивая, причмокивая языком и перебирая лапами. Спал он так глубоко и аппетитно, что, несмотря на выпитый кофе, мне самому захотелось лечь в постель, что было бы верхом несправедливости по отношению к Викентию, ушедшему в промозглую предутреннюю неизвестность, и я решил устроить себе тренировку по полной программе: установил стрелку звонка будильника на пять утра, переоделся и принял упор лежа.
Изнуренный праздностью последних месяцев организм знавал и лучшие времена, но, с учетом отсутствия реального стимула, раненого брюха и бессонницы, мне удалось раскачать его процентов на семьдесят от потенциальных возможностей. Ледяной душ и трехсотграммовая чашка кофе сулили еще часов двенадцать активности, в которые, с учетом временного дефицита, нельзя было потерять ни минуты.
В пять восемнадцать киль «фисташки» уже разрезал паркий слоистый туман на Измайловском проспекте.
«На твоем месте я бы начал с адвоката» — всплыли в памяти слова Решетникова. Советчик нашелся! Отставной участковый из бывшей страны сплошных советов. Вот будешь на моем месте, тогда и начнешь с адвоката!..
И все-таки Викентий мне положительно нравился. Лишних вопросов не задавал, а из всех возможных функций в этом деле выбрал для себя не самую пассивную: расколоть тещу Ямковецкого будет непросто, да и времени на поездку уйдет вагон и маленькая тележка. Пожалуй, мы с ним сработаемся.
К адвокату я, конечно, собирался, но не с пустыми же руками. Судя по всему, юристом он был высококвалифицированным. Тот факт, что, начиная с 91-го, он вел все дела Ямковецкого, подталкивал к выводу об их взаимном доверии — иначе что мешало рецидивисту-миллионеру прибегнуть к услугам другого защитника? Нет, Викентий, с адвоката надо не начинать — им надо заканчивать! И толковать с ним на равных, чтобы чего-то добиться.
Дом на Савеловской, где жила Анастасия Емельяновна Балашова, определенно строился без учета розы ветров: двор приходился на юго-запад, и два примыкающих здания, расположенных перпендикулярно фасаду, рассекали воздушный поток таким образом, что, с какой стороны бы ни дуло, ветер должен был попадать в окна постоянно, а завихрения — заносить в квартиры пыль, морось и снег. От этого внутренняя стена относительно недавней постройки до половины стала грязно-серой, а по всему двору разносило бумажный мусор их контейнеров. Я припарковался неподалеку от П-образной арки и позвонил — кажется, в четвертый раз, — почти наверняка зная, что мне не ответят. Скорее всего после провала Рыжего, передавшего ложное сообщение о переселении Илоны в «Байкал», Ямковецкий перевел старушку на другую явочную квартиру или услал отдыхать по путевке куда-нибудь за линию фронта, не гарантируя благополучного перехода.