Горячие дозы (сборник)
Шрифт:
Она вошла в гостиную. Сняв пиджак и ослабив узел галстука, Тайлер растянулся на софе из кремовой лайковой кожи и читал. Конечно, «Уолл–стрит–джорнэл», что же еще?! Она положила салфетку на мраморный столик перед ним и поставила стакан. Он пробормотал «спасибо» и перевернул страницу.
Нэнси села на другую софу, поджала под себя ноги и сделала большой глоток мартини. В газовом камине горел огонь, светло–голубой внизу и ярко–оранжевый сверху. Слабенький, какой–то анемичный. В детстве даже огонь был другим. Вот она идет за руку с отцом в гараж, чтобы посмотреть, как он будет рубить дрова. Топор поднимается, взблескивает
Тайлер перевернул очередную страницу, взял стакан, отпил глоточек. Нэнси посмотрела на него. Он не заметил.
О чем он думал? Понравился ли ему коктейль? Это останется для нее неизвестным, а вот ее стакан был уже пуст.
Она пружинисто встала с софы и пошла в кухню. Тайлер, полностью поглощенный чтением, не сказал ни слова.
За окном снова пошел снег, снежинки были необыкновенно крупные и пушистые. Такой обычно долго не лежит – тает. Снегом было покрыто все, кроме бассейна, – подогреватель делал свое дело. Коробка льда образовалась только по самым краям. Нэнси налила себе еще порцию и подошла к стеклянной раздвижной двери. Справа простирался город. Его огни расплывались и сливались в один. Она прижалась носом к стеклу и, хотя оно было двойное, все же ощутила холод.
Подышав на стекло, она пальцем нарисовала на запотевшем стекле сердечко. Очертания стульев у бассейна стали казаться мягче от лежащего на них снега. Нэнси протянула руку к выключателю и одним движением погрузила задний двор во тьму. Сосчитав до десяти, она снова включила свет. Нет, ясно, что его там нет.
Она осушила и снова наполнила свой стакан. С коктейлем в руке она прошла в гостиную и тяжело села, а потом легла на софу. Тайлер на секунду оторвался от журнала и вопросительно взглянул на нее. Она поставила стакан на живот, ощущая расслабленность, томленье, полузабытье.
Тайлер перевернул страницу. Теперь скоро он закурит свою чертову вонючую трубку, потом протянет ей стакан, попросит налить еще и даже не посмотрит на нее, даже не удосужится оторваться от журнала. Она сняла пушинку со своего свитера. Почему белые пушинки и черный кашемир всегда стремятся друг к другу? И почему она продолжает думать об этом красивом опасном мальчугане?
Тайлер протянул ей пустой стакан.
– Не нальешь мне еще, дорогая?
В кухне, как и во всем доме, все было новенькое, блестящее и почему–то скучное.
Над водой поднялось очередное облачко пара, а на самом краю бассейна появилась высокая темная тень.
Она налила Тайлеру самый большой в мире стакан коктейля и поставила его на столик так, чтобы ему было удобно до него дотянуться. Сама же вернулась в кухню, отперла раздвижную дверь и вышла из дома в хлопчатобумажных брюках, черном кашемировом свитере и легких туфлях. Было гораздо холоднее, чем она ожидала, уж слишком морозно для Земли Лотоса, как из–за мягкого климата называют этот город.
Она
Кто–то совсем недавно перелезал через загородку и ходил вокруг бассейна. Падающий снег только слегка запорошил следы. Она точно знала – его следы. Она встала на колени и сдула со следа снег. Сообразила же! Она подула чуть сильнее, След был виден хорошо от носка до каблука. След его ботинка. Нет, не ботинка, а сапога. Вмятина от сапога оказалась в тени, и ее темные очертания проступали очень четко на площадке, освещенной прожекторами. Он простоял здесь достаточно долго, выкурил сигарету до самого фильтра. Она подняла и понюхала окурок. Запах был слабый, и она не сразу могла его определить.
Ментол.
Она дошла до конца двора, где была низкая – до пояса – загородка из стекла, и бросила окурок в снег, падающий с неба. До океанского песчаного пляжа – двадцать метров. Двадцать метров падения. Смерть. Ее не видно, но она там.
Нэнси повернулась и направилась обратно к дому. Ноги ничего не чувствовали. Да и все тело окоченело. Она открыла раздвижную дверь, вошла внутрь и, заперев ее за собой, выключила прожекторы, освещающие задний двор.
Тайлер наконец утратил интерес к своему проклятому журналу.
Он крепко спал.
Глава 19
Гаррет даже повысил голос, стараясь втолковать в голову Билли, что бывает по закону в таких случаях. Одно дело взламывать замки «БМВ», «порше» и всяких там «вольво», чем они столько времени уже занимаются, и совсем другое – ограбление инкассаторской машины. Кусок может оказаться не по зубам, и уж слишком много неожиданностей. Если их возьмут, то посадят сразу лет на двадцать пять. Об освобождении под залог или об условном сроке в таком случае и речи не будет, а он вовсе не желает окочуриться в какой–нибудь зоне усиленного режима.
Они сидели дома у Билли, курили травку, постепенно привыкая к этому занятию. Билли изо всех сил старался убедить Гаррета, что ради целого мешка денег рискнуть стоит.
Но Гаррет стоял на своем, делая вид, что и думать об этом не хочет: полицейские сразу набросятся на них, как мухи на мед, отделают их так, что мало не покажется. Так что, Билли, и думать об этом забудь. Он, Гаррет, никогда в жизни не пойдет на ограбление инкассаторской машины.
Билли старался переубедить его, угрожал, шутил, злился, уговаривал. Снова и снова Гаррет отвечал «нет». А Билли, словно голодная оса на последнем летнем пикнике, кружил вокруг него и жужжал, жужжал.
Наконец Билли предложил поехать и только посмотреть, что и как, и Гаррет сдался.
Они весь день просидели в машине на стоянке супермаркета, наблюдая за винным магазином. Толстый парень в желтом плаще стоял у дверей и играл на обшарпанной гитаре бесконечную мелодию, состоявшую из трех аккордов. Ему бросали мелочь. Через некоторое время Гаррет от нечего делать стал считать, какой процент от общего числа покупателей швыряет деньги в раскрытый футляр из–под гитары. Интересно, сколько приблизительно он зарабатывает. Не так уж много, наверно, а может, и побольше, чем они с Билли. Без десяти одиннадцать в магазине закрыли двери, а еще через несколько минут из него вышел последний покупатель. Вскоре в магазине погас свет.