Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки

Злобин Анатолий Павлович

— Не шебурши, — сказал Плотник, не отрываясь от писанины.

Семен побубнил немного, пощелкал на счетах, отсчитал деньги для Лычкова. За ним стоял крепкий, коротко стриженный парень в матросской тельняшке. Семен внимательно посмотрел на парня, он еще ни разу не выдавал ему заработной платы. Парень заметил испытующий взгляд Семена, несколько смущенно улыбнулся в ответ.

— Новенький? Фамилия? — озабоченно спросил Семен.

— Круглов И. В., - сказал новенький. — Обучен.

— Круглов, Круглов. — Семен провел пальцем по ведомости. — Вот. Сорок три и двадцать один сорок

три. Итого шестьдесят три сорок три. Прошу… Следующий, — сказал Семен.

Пришла жена заболевшего рабочего. Семен выплатил ей деньги по доверенности. Подошел вахтер. Долго считал деньги, вел разговоры о погоде.

Дело шло к концу. Семен побросал в чемодан пустые мешочки, сложил ведомость, убрал остаток денег в бумажник.

Он с удовольствием поднял пустой чемодан и подержал его на ладони. Чемодан был легкий и крепкий — именно такой и нужен для этой работы.

— К зиме сдадим объект, — сказал Плотник, глядя на чемодан. — Пришло письмо из треста. Обещают подбросить материалы, сокращают сроки. Так что уж недолго тебе.

— А мне не к спеху, — весело ответил Семен, вставая и помахивая пустым чемоданом. — Люблю бывать на свежем воздухе. В Москве духотища, а у вас воздух свежий.

— Молодец ты, Семен Васильевич! На днях приеду в трест. Тогда посидим.

— Это принимается. Кстати, как бы не забыть, — Семен повернулся в дверях и посмотрел на Плотникова. — В следующий раз приеду, наверное, попозже. Дела будут в городе.

— Ладно. Я своих предупрежу.

— Вот, вот, предупредите. — Семен не решил еще, каким поездом он поедет в следующий раз, может, позже, а может быть, и раньше. Важно лишь, чтобы никто не знал, когда он собирается выехать.

Семен Никульшин вышел из конторы, пересек двор, прошел через проходную. Остановился, закурил папиросу и зашагал по дороге на станцию, облегченно и радостно думая о том, что не надо никуда спешить, не надо оглядываться и вздрагивать при виде какой-нибудь серой кепки, не надо думать о чемодане и хвататься за кастет — в запасе у него целых две недели, а если быть точным до копеечки, целых шестнадцать дней, потому что в этом месяце тридцать одно число — целых шестнадцать дней свободной жизни, и ничего не надо — надо только позвонить жене с вокзала, чтобы она не беспокоилась о нем на целых шестнадцать дней вперед.

<1966>

СКОРЫЙ ПОЕЗД

Мы ехали на курорт.

Поезд был курьерский, он делал редкие короткие остановки, давал сильные гудки, плавно и быстро набирал разбег, и мы радовались его хорошему скорому ходу.

— Подумать только, через тридцать часов будем у моря. Будем жить в саду и брать виноград прямо с ветки, есть свежие овощи из огорода, валяться под солнцем. Из осенней дождливой Москвы перенестись к морю. Чудесно и удивительно. Подумать только.

Она говорила не переставая. Маленькая стройная женщина с широко раскрытыми мечтательными глазами,

с медлительными плавными движениями. Она говорила о море, о детском воспитании, о дрейфующих полярных станциях, о музыке — и обо всем восторженно и взахлеб, а «подумать только» были ее любимые слова.

Ее муж лежал на полке с книгой и почти не разговаривал после того, как прошел по вагону и с горестным видом доложил нам, что никто не играет в преферанс. В общем, мы считали, что нам повезло с соседями; только бы Вера Николаевна говорила чуть поменьше, и все было бы идеально.

В конце концов моя жена не выдержала, извинилась перед ней и забралась на верхнюю полку отсыпаться после тяжелых операций, которые ей пришлось вести в больнице весь последний месяц перед отпуском.

— Да, да, — живо сказала Вера Николаевна. — Пора начинать отдых. Ведь мы едем в такую прекрасную страну, где главное занятие состоит в том, чтобы ничего не делать. — Вера Николаевна была учительницей, поэтому она все объясняла.

А поезд неуклонно стремился вперед, в туманную пелену дождя. Незаметно подошел вечер. Мы выпили по стакану чая, который принес проводник в белой куртке, и стали укладываться на ночь. Полка мягко покачивалась в ритме движения вагона и убаюкивала, слышались долгие сильные гудки локомотива, мчавшего нас вперед, внезапно набегающий и плавно уходящий назад шум встречных поездов. Я слышал во сне гудки, и мне снился наш поезд, летящий вперед сквозь ночь. И на лбу локомотива горит ослепительный фонарь, разрывающий темноту.

Утром меня разбудило яркое солнце, бившее в окно. Поезд только что отошел от станции и набирал ход. Соседей в купе не было. Моя жена расчесывала волосы. Она увидела меня в зеркале и улыбнулась.

Зеркало с шумом сдвинулось в сторону. В дверях остановилась Вера Николаевна, в халате, с мыльницей в руках.

— Ах, простите, пожалуйста. Я не знала, что вы заняты туалетом. Вы просто не представляете, как я расстроилась. Подумать только, мы опаздываем уже на сорок минут.

— То-то мы стояли ночью, — сказала моя жена, зажимая губами шпильки.

— Вы тоже почувствовали это? Я три раза просыпалась оттого, что мы стоим. Но посмотрите, какое здесь солнце. В Москве никогда не увидишь такого солнца. И вот теперь у нас отнимают сорок минут солнца и моря, и мы бессильны перед этим.

— Дыни, дыни, — послышалось в коридоре, и в купе вошел муж Веры Николаевны с сумкой в руках. Он опрокинул сумку, и круглые желтые дыни раскатились по полке.

— Какие замечательные дыни, Юрик. Просто прелесть.

— Прошу отведать, — он сделал приглашающий жест рукой.

— Спасибо. После чая непременно, — сказала моя жена.

— Нашел одного партнера. Может, вы все-таки составите компанию для пульки. Все равно поезд опаздывает. Скоротаем время.

— С удовольствием. Но я не умею.

— Одна хорошая пулька, и не заметишь, как ты уже приехал, — он явно не верил мне.

— Он в самом деле не играет в преферанс, Юрий Петрович, — сказала моя жена, взяла полотенце и вышла из купе.

Поезд замедлил ход, с одной стороны замелькали красные прямоугольники вагонов. Вера Николаевна испуганно посмотрела в окно.