Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
— Так я и знала, — сказала она. — Мы выпали из графика и будем теперь простаивать на каждом разъезде. Отставание будет увеличиваться.
— Дыни, — крикнула моя жена, появляясь в дверях.
Но поезд уже набирал ход, и женщины с дынями лишь мелькнули в окне.
На следующей станции мы выбежали с Юрием Петровичем и набили сумки тугими круглыми дынями. Теперь дынь в купе набралось столько, что их пришлось перекладывать на верхние полки, чтобы они не мешали сидеть. Поезд быстро двигался по нескончаемой плоской равнине.
— Может, мы еще войдем в график, — сказала моя жена.
—
— Ах, Вера, брось убиваться по пустякам, — сказал ее муж.
По коридору прошла высокая тонкая девушка, неся на ладони необыкновенно желтую дыню. Девушка машинально заглянула в наше купе и вдруг широко заулыбалась:
— Вера Николаевна, дорогая, вы тоже на юг? Как я рада, что вижу вас.
Вера Николаевна посмотрела на девушку и снова опустила голову.
— Увы, мы опаздываем, — только и сказала она.
— И вы знаете почему? — девушка вошла в купе, поздоровалась. — Как? Вы не слышали? Ничего не слышали? Перед самым Харьковым наш поезд переехал двух человек. От этого и случилась задержка.
— Что вы говорите? Не может быть? — воскликнула Вера Николаевна.
— Я знаю точно. Муж и жена. Он был пьяный и не хотел уходить с рельс. Жена бросилась за ним, когда увидела поезд, и погибла вместе с ним. И мы стояли, пока суд да дело. Но мне начальник поезда сказал, что мы нагоним расписание. Мы едем в девятом вагоне, приходите к нам, Вера Николаевна. Мы взяли с собой Олечку. Обязательно приходите, — и она ушла, унося на ладони свою необыкновенную дыню.
— Какой ужас, подумать только, — сказала Вера Николаевна.
Мимо прошел проводник с пустым подносом.
— Товарищ проводник, — позвала моя жена.
Проводник вернулся и просунул голову в купе:
— Желаете чаек? Сколько принести?
Жена смотрела на меня.
— Говорят, ночью, перед Харьковым, был несчастный случай. Это правда? — спросил я.
Проводник опустил поднос и с готовностью вытер руку о фартук:
— Пьяный один шел по путям. А может, не пьяный, а старик, теперь уж все равно. И с ним девочка лет двенадцати. Домой его вела, наверное. А мы как раз им навстречу. Они и растерялись от яркого луча. Девочка потащила его в сторону и в аккурат на наш путь. Тут уж ничего не поделаешь. Их при мне вытаскивали из-под третьего вагона. Так я отвернулся. На такое лучше не смотреть.
— Так вот почему мы опаздываем, — сказал муж Веры Николаевны.
— Может, нагоним еще. Будете пить чаек? Сколько принести?
Мы что-то сказали ему, и он ушел, звякнув подносом об угол. Вера Николаевна задвинула дверь.
— Какая нелепая смерть, — сказала она.
— А ты не напивайся, — сказал ее муж.
— Нет, Юрик, ты неправ. Ты не представляешь, как это трагично. Отец и дочь — сразу. Девочка двенадцати лет, как наш Витенька. Ужасная трагедия.
— Я все-таки думаю, что он был с женой. Ведь было очень поздно, сказала моя жена. — Проводник же сказал, что он не видел.
— Нет, нет, это была девочка. Я чувствую.
— Какая разница, Вера, дочь или жена.
— Как ты не понимаешь этого, Юрик? Я просто удивляюсь, как вы, мужчины, все-таки грубо сделаны.
— И вообще, стоит ли так расстраиваться. Если все начнут расстраиваться из-за каждого несчастного случая…
— Да, да, — перебила Вера Николаевна. — Как ты не понимаешь? Мы ведь едем на курорт… А тут темная ночь и ослепленные поездом люди — это ужасно.
— Что ужасного, что мы едем на курорт? — с раздражением сказал Юрий Петрович.
— Неужели человек не может быть счастлив просто так, чтобы не переезжать чужие жизни.
— Вера, прошу тебя. Твоя философия неуместна. Зачем с самого начала отравлять себе отдых?
Моя жена посмотрела наверх.
— Товарищи, давайте есть дыни, — сказала она.
— Вот это дело, — обрадовался муж Веры Николаевны.
Я встал и выбрал самые крупные и желтые дыни. Юрий Петрович разложил на столике газеты и разрезал дыни пополам, обнажая спелую мякоть. Он ловко очистил половинки от зерен, разрезал их на лунные дольки и дал нам.
— В самом деле, — сказала Вера Николаевна, — хватит об этом. Ведь уже сегодня мы будем у моря и там забудутся все наши заботы и печали. Вы не представляете, сколько проблем было у меня в школе перед отъездом. Но теперь все останется позади.
— Вот именно, — сказал Юрий Петрович.
— Отличная дыня, — сказала моя жена.
— Необыкновенная, — подтвердил Юрий Петрович.
— Вкуснее, чем ананас, — сказала Вера Николаевна.
— Купим еще, Вера, да? — сказал Юрий Петрович. Он уже кончил резать вторую дыню. — Прошу, эта тоже не хуже.
— Лучшая дыня сезона, — сказал я. — Счастливая дыня.
Жена посмотрела на меня и улыбнулась.
— Простите, у вас есть дети? — спросил вдруг Юрий Петрович.
— Нет, а что?
— Мы только перед маем поженились, — сказала жена.
— А познакомились в прошлом году, в поезде, когда возвращались с юга, — сказал я.
— И вместе покупали дыни на станциях, — сказала жена.
— И теперь опять дыни, — сказал я, глядя на жену.
— Прелестная дыня, — сказала Вера Николаевна, — я давно не ела таких дынь. Отрежь мне еще кусочек. Я думаю, это не будет вредно для меня.
В окно било сверкающее утреннее солнце. Поезд упруго мчался вперед, нагоняя расписание. Мы ехали к морю.
<1961>
РАССКАЗ НА ЧАЙ
Любил я речи держать, но теперь в моем состоянии перемена — помалкиваю в синтетику, в тряпочку то есть. А молчать мне тяжело и нерентабельно. Тяжело, ох как тяжело, потому что помню я золотые денечки и громогласные речи. А нерентабельно по чисто персональной причине: если я в данной ситуации не раскроюсь, не узнают наши счастливые потомки, отчего моя биография переменилась и что не всегда я существовал в теперешнем состоянии, а вовсе даже наоборот. Поэтому и решаюсь.