Горящие сердца
Шрифт:
— Опомнись, Хусей! — увещевает товарища Башир. — Что за чушь ты несешь? Зря только обидел Ларису.
— А она меня не обидела? Что все это значит, по-твоему?
— Остынь, не торопись с выводами. Поспешишь — людей насмешишь... Поди лучше догони ее и сам обо всем спроси. Да не забудь извиниться — ты тоже, знаешь ли, был хорош.
— Никуда я не пойду! Она, наверное, побежала за своим красавчиком, а я должен догонять их.
— Не говори глупостей. Иди...
— Пойдем вместе.
— Пошли.
Они искали ее, но девушки нигде не было
Вы спросите: куда она подевалась? Может быть, и впрямь, обиженная Хусеем, пошла вслед за Шамилем, которого только что сама обидела? Ничуть не бывало. Уткнувшись лицом в подушку, лежит она на постели, в комнате общежития, и плечи ее вздрагивают от прорвавшихся рыданий. Даже не слышит она осторожного стука в дверь. Ребята входят в комнату — она не поднимает головы. Хусей сам вот-вот заплачет, и лишь сознание того, что слезы не к лицу настоящему мужчине, удерживает его от этого.
Башир тихонько подходит к девушке и касается ее плеча:
— Перестань, Лара!
Девушка вскакивает с постели, пытается скрыть слезы, но тут же, поняв, что это безнадежно, роняет голову на грудь Баширу и заливается пуще прежнего.
— Зачем он меня оскорбляет? — бормочет она. — Разве он меня не знает?..
Башир растерянно гладит Ларису по голове. Утешать плачущих девушек он не умеет. Хусей угрюмо молчит, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну, хватит, прошу тебя... Хусей ошибся. Чего не сделаешь сгоряча? Вот он пришел просить у тебя прощения, посмотри! — При этом Башир весьма ощутимо наступил на ногу Хусею. Но тот продолжал молчать, а Лариса — плакать.
— Полно, полно, — нежно шепчет Башир, снова толкая товарища ногой, — погляди: Хусей сейчас сам заплачет! — И он отрывает голову девушки от своей груди.
— Если я виноват, то прости, — наконец с трудом выдавливает из себя Хусей. Тон, которым он это говорит, не нравится Баширу.
— Скажешь, не виноват? — наступает он на друга. — Сейчас же проси прощения! Такую девушку обидел!
— Прости, Лариса, я действительно вел себя как свинья, — говорит Хусей и протягивает девушке руку. Но она не берет ее, и тогда Башир сам соединяет их руки:
— Помирились? Вот и ладно. Если бы все беды на свете было так легко исправить... А теперь, Ларка, выкладывай нам все, как есть, с самого начала.
По-прежнему не глядя на Хусея, Лариса рассказывает о том, что произошло между Шамилем и ею.
— Теперь скажи мне, в чем моя вина? — заканчивает она свой рассказ, обращаясь по-прежнему к одному Баширу.
— Ни в чем ты не виновата. Ты умница. Может, после такой отповеди этот безмозглый баран возьмется, наконец, за ум. Нет худа без добра. Ну, а ты-то, — обращается он к Хусею, — видишь теперь, как ты ее незаслуженно обидел, можно сказать, даже оскорбил, ревнивец несчастный.
— Виноват, сознаюсь...
— То-то... А ты, Лариса, забудь об этом недоразумении. Прошу тебя... Будто ничего и не было. Ладно? Учти еще и то, что этот неразумный сам пришел просить у тебя прощения. Тоже мне, феодал выискался!
Но
— Ну, улыбнись разочек, — терпеливо уговаривает ее Башир. — Если ты сейчас не улыбнешься, мы оба уйдем от тебя с разбитыми сердцами. Ты ведь не хочешь этого? — Башир посмотрел на часы и быстро стал прощаться, сославшись на телефонный звонок от сестры, которого он, дескать, должен дожидаться на почте.
После его ухода в комнате воцарилось молчание. Хусей попробовал было несмело улыбнуться, но девушка не обратила на это никакого внимания.
— Выходит, он обещал тебе исправиться? — спрашивает, наконец, Хусей.
— Да, — односложно отвечает Лариса.
И опять молчание. Оба они сейчас думают о Шамиле. «И откуда только он свалился на мою голову, — сокрушается Лариса, — весь вечер испортил!» И у Хусея есть основания припомнить старые обиды — то, как однажды Шамиль отобрал у него носилки, чтобы работать в паре с Ларисой, да еще при этом обозвал его «ребеночком»... И то, что Шамиль всегда старается танцевать именно с Ларисой, отбивая ее у других парней. И то, как загораются его нагловатые глаза, когда он смотрит на нее... В общем, подозрения еще не оставили Хусея, и сейчас у него на душе скверно.
— Ну, а если он исправится, станет человеком, что тогда? — спрашивает Хусей, ища ответа на свои мысли.
— Не знаю... Наверное, будет жить, как все живут, трудиться. Это уже — его дело.
— Безусловно... Я тоже думаю, что это — не твое дело.
— Хусей, умоляю тебя, оставь в покое Шамиля! И так вы мучите меня весь вечер.
— Он или я?
— И он, и ты, — резко ответила девушка.
Хусей замолчал. Однако, чувствуя в глубине души, что виноват, решил поправить дело, но, к сожалению, взялся за это неудачно:
— Ты же сама понимаешь, Лара, что если бы не Шамиль с его дурацкими признаниями, мы бы с тобой сегодня не поссорились. Я очень прошу тебя поэтому — не разговаривай с ним. Можешь быть уверена, что он не только не сядет больше рядом с тобой, но и имени твоего не посмеет произнести.
— Как же мы можем заткнуть рот человеку? — в первый раз за весь вечер улыбнулась Лариса.
— Ну, ты хоть сама с ним не разговаривай.
— Хусей, подумай, что ты говоришь? Жить и работать в одном коллективе, бок о бок, и — не разговаривать. Ведь мы с тобой комсомольцы. Стыдись!
Парень молчит — ответить ему нечего, Лариса во всем права. Да только что он может поделать со своим бедным сердцем, которое не хочет слушать доводов рассудка и болит, разрывается от ревности...
Лариса приближает свое лицо к его лицу, и в глубине ее широко распахнутых, правдивых и доверчивых глаз он читает, как в раскрытой книге: «Как же ты можешь не верить мне, пачкать меня и себя грязными подозрениями? Как открыты сейчас мои глаза, так же открыта тебе и душа моя...» Хусей притягивает девушку к себе и нежно целует ее — глаза, щеки, волосы, мягкие, податливые губы... Лариса не отталкивает его от себя.