Горящие сердца
Шрифт:
Саубаров быстро пишет что-то у себя в блокноте. Хажомаров смотрит на секретаря и улыбается — доволен. Редактор газеты как будто бы хочет взять слово, но не решается пока что просить об этом.
— Ну так как? — спрашивает Батыр.
— Вы в обкоме обговорили? — вопросом на вопрос отвечает Саубаров, которому почему-то кажется, что члены бюро не одобряют предложение секретаря.
— Был разговор.
— Ну тогда это можно... — Саубаров важно выпячивает нижнюю губу.
Редактор поддержал:
— Да, неудобно...
Хажомаров
— А зачем нам разрешение? Мы, наверное, все помним, что сказал товарищ Таулуев, когда строительство только начиналось. Выскажем свои предложения, а обком решит, основательны ли они.
Заговорил второй секретарь:
— Я бы хотел прежде, чем обсуждать вопрос как таковой, узнать, кого конкретно будем мы представлять к награде.
— Это действительно существенно, — отозвался Баразов. — Я предлагаю обсудить кандидатуры... Ну, скажем, Малкарова, Сокурова. Из бригады каменщиков — Башир Кодзоков, Маремкулов, Лариса и Хусей Салихов. Да и комсорга стройки Асхата Асланова.
— Не возражаю! — Второй секретарь легонько пристукнул ладонью по столу.
Согласились и другие члены бюро, только редактор добавил, что рабочих в списке маловато. Это было резонно, и Баразов предложил пригласить в кабинет Малкарова и Сокурова, которые были тоже вызваны на бюро и ждали в приемной. Когда вопрос о строителях был решен, начали обсуждать, кого из животноводов следует включить в список.
Саубаров сразу же назвал Конака, второй секретарь — Фаризат. Третьей была доярка из колхоза имени Ленина Бица Маршанова, но тут Батыр Османович напомнил всем о заслугах Адемея и Салиха.
— Верно, — подхватил Саубаров, заглянув предварительно в свой блокнот. — Я был у них. Отара хороша, и приплод получен большой.
— Ты еще увидишь, какой приплод принесут в будущем овцы, которые родились нынче.
— А не рано ли радоваться? — послышался чей-то вопрос.
— Не рано! — возразил Баразов. — Этих людей необходимо поощрить. Жаль только, что обком просил представить к награде максимум троих, а у нас уже пятеро.
— А вам, Батыр Османович, кто насчет этого указание дал? — спросил Саубаров. — Таулуев?
— Да.
— А если поговорить с Темболатом Алиевичем? Попросить разрешение включить в список пятерых?
— Лучше сделаем так: представим всех, а если кто не пройдет, наградим в районе ценными подарками. Хватит у нас достояния поощрить людей! Можно выдать чабану или пастуху овцу, например.
— А не припишут ли нам это как разбазаривание колхозного добра? — спросил редактор.
— Не думаю. По сравнению с прошлым годом приплод у нас выше. Нет, хороших работников материально поощрить необходимо, от этого только польза делу.
Редактор продолжал сопротивляться:
— Раздадим животноводам скот, будут пасти не колхозное стадо, а своих телят.
Баразов поморщился.
— Будто бы не знаешь, сколько голов личного скота может колхозник
В конце концов с предложением Батыра Османовича все согласились.
— Ну, ладно, решено! — заключил Баразов. — Ты, товарищ Хажомаров, не забудь документы оформить для обкома. Еще вот о чем, товарищи. Строительство ГЭС закончено, надо людей переводить на другую стройку — на завод. Вы знаете, теперь это наша самая важная задача...
После бюро Саубаров остался. Он просил, чтобы секретарь решил дело с его заместителем.
— Мне нужен человек деловой, а этот... — Саубаров махнул рукой, а Батыр подумал при этом: «Гляди-ка, сам-то ты у нас больно деловит». Но вслух этого не высказал, а на просьбу Саубарова поговорить с заместителем согласился.
— Только ты тоже прими участие в разговоре, — сказал он.
— Зачем? — Саубаров явно хотел остаться в стороне.
— А затем, что надо людям в глаза высказывать претензии по поводу их работы. — Батыр нажал кнопку вызова, а когда вошла Тоня, допросил ее пригласить зампреда.
Саубаров нервничал. Но на его счастье заместитель, как сообщила Тоня, уехал в леспромхоз.
На следующий день Саубаров, собираясь ехать куда-то по делу, зашел к заместителю. «Тебя Баразов разыскивает», — сказал он на ходу. Из кабинета они вышли вдвоем — один устремился к двери на улицу, другой поднялся на верхний этаж.
Строители электростанции готовятся к ее открытию и пуску — наводят везде порядок и чистоту, пишут лозунги, делают транспаранты. Больше всех хлопочут Асхат, Башир, Лариса и Хусей; не бездельничает и Ахман. Только Шамилю на все наплевать. Время от времени он появляется возле работающих и, покрутившись для виду, удаляется.
— Берегись, ребята, контролер идет, — говорит Хусей, заметив приближение Шамиля.
Шамиль выступает, гордо напыжившись. Во рту у него сигарета, руки в карманах нейлоновой куртки. Из карманчика на груди выглядывает конец расчески и краешек маленького зеркальца.
— Привет рабочей гвардии! — залихватски здоровается Шамиль.
Всем — а Ларисе больше всех — хочется, чтобы Шамиль шел своей дорогой и не останавливался. Лариса его терпеть не может. Еще бы, это из-за него Хусей поссорился с ней.
Сейчас именно Хусей говорит то, о чем думает каждый:
— Валяй, проходи. Твоя дорога налево.
— Без тебя знаю! Эту дорогу я с закрытыми глазами найду.
— Ты же клялся, что больше не станешь пить.
— А я эту клятву давал тоже с закрытыми глазами.
Тут уж не выдержал Асхат.
— Все твои беды, наверно, оттого, что ты, можно сказать, и живешь с закрытыми глазами, — бросает он со злостью.
И Шамиль удаляется — прямого разговора с Асхатом он боится. Да и молчание Башира кажется ему угрожающим. Уходит Шамиль нарочито медленно, держит, как говорится, фасон.