Господин барон
Шрифт:
— Ну, тогда сидишь без всяких поблажек. Тут народ такой, не поймут нарушения правил.
— Да пусть! Зато теперь никто из нашего брата-олигарха не сможет упрекнуть, что я жизни не знаю! Я сидел там, куда им никогда не попасть, сколько из бюджета не вытащи!
— Так ты это, чего прилетал? Неужто решил все-таки в политику удариться?
— Шурик, веришь, я сюда просто так приехал, посмотреть. Как турист!
Не верю. Это я простой парень от сохи, а чтобы эта хитрая морда сделала что-то «просто так»? Да он даже в туалет ходит с пятиходовой интригой!
От
— Жалобы, просьбы есть?
— У тебя тут похавать что-то бывает, кроме каши?
— Шо, буржуй, народная еда не по вкусу? Если надоела каша — пятьсот раз отожмись и пятьсот раз присядь, тогда получишь хлеба с вареньем!
— Саш, ты сдурел? Я же сдохну!
— Хочешь сладенького? Работай!
— Мне бы чего полегче!
— Сейчас на тебя кандалы наденут! По десять кило на каждую конечность, итого пятьдесят.
— Шурик, ты точно посчитал?
— Руки, ноги, язык. Или ты еще о чем-то подумал?
Насколько я знаю этого прохиндея, на ужин у него будет все то же самое, что и у меня, только кухарка еще и добавку подкладывать станет. Причем не удивлюсь, что это все у него было еще в первый вечер. Сейчас Шеф выглядел благодушным и самую малость лукавым. Ну да, как же. Верю. Нет, он может быть и честным, и искренним, только… я его лучше всех ныне живущих знаю, и он это понимает. И все равно комедь ломает… ой что-то здесь не так!
Шеф, поняв, о чем я думаю, демонстративно вытянулся на досках, закинув руки за голову. Потом с превосходством посмотрел на меня, вытянул из-под подушки шоколадку, не торопясь развернул и откусив, задумчиво изрек:
— Шурик, у тебя такие добрые подданные… Береги их!
— Что ты им наплел за шоколадку?
— Рассказал пару историй из юных лет.
— Тянущих лет на двадцать по совокупности?
— Не больше пятачка. Можешь быть спокоен, про тебя не слова.
— Это хорошо. Не придется замуровывать камеру. — Я хмыкнул и переспросил еще раз: — Ты точно на свободу не рвешься? А то давай устроим тебе побег? С драками, погоней и перестрелками?
— Знаешь, Шурик, твою инициативу надо держать на поводке. А то ты такого натворишь! — Он недовольно покосился на меня. Недовольно потому, что я никак не отреагировал на шоколад. — Нет уж, я тут буду сидеть, и пусть тебе будет стыдно!
— Мне?
— Ах да, откуда у Могилы стыд. — Он неожиданно замер, потом улыбнулся: — Ты иди, Саш. Я тут до вечера покемарю, в самом деле когда еще выдастся… ну с детства мечтал же — граф Монтекристо, одиночная камера, несправедливо заключенный и настоящий древний замок!
— Купи себе такой же и воплощай мечты на здоровье. Можно вот как я, друзей по соседним камерам рассадить.
— Не,
— Ну тогда сиди. — Сейчас я уже был не уверен, правду он говорит, или нет. — Пойду дальше, у меня тут…
— Куча дел, господин барон?
— Скука у меня тут. Все дела переделаны.
— Это ты не беспокойся. — Он догрыз последний кусочек и скомкав бумагу сунул ее обратно под подушку… как делал это с тех пор, как я первый раз встретил комсорга нашего факультета в общаге. — Заскучать не удастся.
И буркнув что-то неразборчивое повернулся на бок, натянув одеяло на голову.
Мне сразу захотелось пнуть его в зад. С-скотина, он что-то знает, но молчит! И хрен вытащишь… хотя у меня тут пыточная рядом… впрочем, все равно не скажет.
— Эрдар, наш гость побудет здесь еще некоторое время на правах заключенного. Если он захочет уйти — вызовите ему машину.
— Да, господин барон.
Я шел по коридорам, размышляя о встрече. Нет, друзьями мы не были, слишком мы разные. Он — верхолаз, настоящий авантюрист, с головой, стальными нервами и даже без намеков на совесть, мне таким не стать. Но все-таки какая-то приязнь у нас наличествовала, готов поклясться, что и я для него был не просто доверенным работником. Это значит, что меня он сдаст только если будет очень нужно, по мелочи пакостить не в характере Шефа. Но — отвернулся. И промолчал.
И не стал уходить.
То, чего я боялся с момента приезда в замок, нависало все отчетливее — большая, говняная, международная политика и ее брат-близнец большой бизнес. Вещи, которые не признают ни жалости, ни дружбы, ни клятв — только рациональность. И мне не хотелось впускать это в немножечко сказочный мир Гравштайна.
Но Шеф все-таки не ушел, и даже охрана его не отработала эвакуацию.
Мысли в голове вертелись все активнее, скука исчезла. Нет, маловато баронство, не тот масштаб, но… но мой старый приятель здесь, а это значит, что…
Додумать я не успел.
Яркое послеполуденное солнце ослепило на выходе из здания, я машинально зажмурился.
— Господин Могила фон Гравштайн?
— Да, это я. С кем имею честь? — Отморгавшись, я оглядел стоящего напротив пожилого мужчину. Высокий, аккуратные седые усы, серый костюм, шляпа. Типичный пенсионер, только газетки в кармане не хватает. Рядом с «пенсионером» переминались с ноги на ногу двое незнакомых полицейских.
— Барон Эвальд фон Веллешварм, ваш сосед. Прошу прощения, что без звонка.
— Ничего, я рад каждому коллеге! Заходите, прошу. Что привело вас в мой дом?
— Я пришел объявить вам войну!
Вздохнув, я закрыл глаза и потер переносицу.
— Не подумайте, что жалуюсь, но это становится однообразным. Пойдемте выпьем?
— Я не употребляю спиртное. Вам лучше начать готовиться, потому что завтра с утра я начинаю боевые действия.
После чего пенсионер кивнул, прощаясь, развернулся и потопал к выходу, сопровождаемый, как я только сейчас понял, своей личной охраной.