Господин следователь. Книга 3
Шрифт:
— Прости, но ликер бабульки честно заслужили, — сказал я. — Они меня от бешеной барышни спасли.
— Наслышана, — усмехнулась Наталья. — Только, прости Иван Александрович, не верю, что Татьяна до тебя домогалась. Если бы домогалась, ты бы ее во дворе не держал, домой впустил. Потом, конечно, за голову бы схватился, но уже поздно.
— А во что бы ты поверила? — спросил я.
— Хм… — призадумалась хозяйка. — Поверила бы, если бы Татьяна пришла гадость тебе какую-то сказать. Я же не слепая — видела, что барышня в тебя влюблена, но подруге своей мешать не хотела.
Про гадость — здесь Наталья Никифоровна угадала. А влюблена — в этом сомневаюсь. Разве влюбленная девушка будет прибегать с пистолетом к человеку, в которого
— Давай не будем о грустном, — предложил я. — Расскажи-ка лучше — как там Тишка?
Услышав про Тишку, женщина оживилась.
— Тишка сейчас у Петра Генриховича живет, вместе с собаками. У него их две — Зинка и Динка. Я, поначалу, не понимала — как это собаки в доме? Шерсть от них, вонь. Но эти очень чистоплотные, все дела бегают на улицу делать, истопник выводит. Петр Генрихович говорит — давай, котеночка с легавыми познакомим. Все равно, если переедешь, котенка придется с собой брать. Боялась я поначалу — собаки охотничьи, не придавили бы, а господин Литтенбрант — нет, маленького не обидят. Принесла я Тишку, поставила на пол, он зашипел, шерсть дыбом. А собаки подошли, да и давай его вылизывать с двух сторон! Теперь он и спит вместе с ними, боюсь, чего доброго, на охоту с легавыми ходить начнет.
— А как Нелазское? Все-таки, село, это не город.
— Невелика разница, — усмехнулась Наталья. — Череповец, такое же село, только побольше. Сколько в Череповце народа живет?
— С приезжими, с учащимися если считать, так тысячи четыре. Без них, три или три с половиной, — отозвался я. Переписи населения не было, примерную численность я знал.
— В Нелазском — почти семьсот человек. Это я у Петра Генриховича спрашивала. Немногим и меньше. Зато жить дешевле.
— И мясом семью супруг обеспечит! — воскликнул я, припомнив зайцев и уток.
— Далось тебе это мясо, — усмехнулась Наталья. — Но самое главное — дом мне нравится. У нас под Устюжной, у родителей, точно такой же. Но наш-то, старый уже, а этому лет пять всего.
А ведь писала, что непривычно, коли дом большой. Но к хорошему быстро привыкаешь.
— А еще, Иван Александрович, я там хозяйкой буду. И с мужем. Знаешь, как надоело одной жить? И, вот еще что…
— Что?
— Вспомнилось вдруг, что я, все-таки дворянка. Раньше-то себя утешала — мол, так и должно быть, что сама печь топлю, воду таскаю, овощи на огороде выращиваю. Дескать, по бедности-то, и так сойдет. А здесь, если с кухаркой, с истопником, барыней стану! Девку еще молоденькую наймем, чтобы полы мыла и пыль протирала. А пироги испечь, редисочку посадить, траву на огороде пополоть — все это сделаю, но для собственного удовольствия.
Я ж говорю — к хорошему быстро привыкаешь. Наталья еще и замуж не вышла, в дом мужа не переехала, а уже рассуждает, как лучше. Что ж, все правильно. Не осуждаю.
— Наташ… Наталья Никифоровна… Дело, разумеется, не мое. Петр Генрихович тебя содержать сможет? Прислуга, пусть и дешевая, но платить надо. У него жалованье шестьсот рублей в год, не разорится? Одному-то ему хватало, а вместе с тобой?
— У господина Литтенбранта в Старой Руссе от отца маслозавод остался. Раньше-то он про это не говорил, а как я в Нелазское приехала, сказал. У старшего брата две трети завода, у жениха моего одна. Он сам-то управлять не очень желает, старший брат всем заправляет. У них уговор— каждое полугодие брат посылает треть прибыли. Раз на раз не приходится, но триста-четыреста рублей в год выходит.
А, вон про какие выплаты Литтенбрант писал. Понятно. Значит, с жалованьем тысяча рублей в год. Очень недурно.
Наталья Никифоровна продолжала рассуждать:
— А я думаю — а не вложить ли мне и свой капитал? Помнишь, я тебе говорила, что у меня двести рублей есть? Если дом продам, так будет пятьсот. Чего деньгам просто так лежать?
— Куда вложить? В банк? Или в ценные бумаги?
— Можно и в банк, можно в облигации. Но там процент маленький — четыре рубля с сотни.
Нифигасе! Вложил сотню, получил тыщу? Я тоже хочу. Беда только, что чудес не бывает. Нет, они вообще-то случаются — мое сознание, переместившееся в параллельную вселенную, тому подтверждение. Но заработать на сотне девятьсот рублей, просто вложив в некую контору?! Здесь не просто мошенничеством попахивает, а воняет. Финансовые пирамиды — это не изобретение господина Мавроди, они постарше.
— Наталья Никифоровна, хочешь я тебе совет дам? Можешь к нему прислушаться, можешь нет, ты барышня взрослая.
— Что за совет? — заинтересовалась Наталья.
— Если у тебя лишние деньги имеются, отдай мужу, пусть Петр Генрихович из них пыжи понаделает.
— Пыжи?
— Ага. Вишь, если из бумажных денег пыжи понаделать, не так обидно. Муж тебе зайца подстрелит, утку какую-нибудь. Хоть какая-то польза. А если в эту контору отдашь, то кроме бумажки красивой ничего не останется.
— Подожди-ка, Иван Александрович, как ничего? Сережа матушке Серафиме сто двадцать рублей привез? Они что, с неба свалились?
— Тогда спроси у Сережи — куда его контора деньги вкладывает? В акции? В облигации? Или она их частным лицам в рост дает? Но ни один ростовщик таких процентов не имеет. Двадцать процентов прибыли в месяц! Но ведь и та контора должна себе денежку поиметь, верно? Нет, не верю. Ты спроси, перед тем, как деньги отдать — куда конкретно они идут? Если племянник матушки Серафимы ответит — дескать, секрет, точно обман. Так не бывает, что засунули деньги в печь, дрожжей добавил, и они, словно тесто взошли. Люди деньги в банк вкладывают, банки взаймы дают — и купцам всяким, и простым людям. А займы, сама знаешь, с процентами возвращают. Вот, из этих процентов прибыль вкладчику и идет. Тоже самое с облигациями. Ты облигацию у государства купила, эти деньги на что-то важное пошли — казенный завод построили, железную дорогу. А уж потом, как прибыль пойдет, с тобой рассчитаются[1]. Четыре процента маловато, зато надежно. Говоришь — Сережа тетке деньги привез, они не с неба свалились? Шулер, он тоже поначалу дает человеку выиграть, а когда тот втягивается в игру, без штанов оставляет. Здесь тоже самое. Для привлечения внимания, для рекламы, можно у тетки сто рублей взять, потом ей сто двадцать вернуть. А вот когда она тысячу даст, да соседи еще принесут, то можно с этими деньгами и скрыться.
— Нет, все равно, не верится, — покачала Наталья головой.
— Наташенька, Наталья Никифоровна, твое дело, — не стал я спорить. — Хочешь деньги на ветер спустить — да ради бога. Кто я такой, чтобы тебя отговаривать? Но все-таки, ты пока подожди этому Сереже деньги нести. Лежат две сотни, кушать не просят. Потом посмотришь — как начнут соседи матушки Серафимы свои деньги назад требовать, то поймешь. Они еще и вдовую попадью виноватой сделают. Я же, когда студентом был, насмотрелся. Открывают какие-то фирмы, а то и банками назовут, деньги с людей собирают, проценты сулят баснословные. Кому-то, кто первым деньги вложил, выплачивают. Потом, как денег побольше наберут, удирают куда-нибудь за границу.