Господин следователь. Книга 3
Шрифт:
Наталья призадумалась.
— Смутил ты меня, Иван Александрович. Наверное, подожду я деньги вкладывать, посмотрю.
— Вот и умница, — похвалили я хозяйку. — Надеюсь, знакомый Петра Генриховича, что дом собирается покупать — не Сереже свою денежку отдал?
— Нет, это купец из Тихвина. В Череповец собирается перебраться. Но ему вначале свою недвижимость продать, а потом здесь купить.
Резонно. А дом у Натальи Никифоровны хороший, да и привык я к нему. Если мы поженимся, свой дом понадобится.
— Я думаю — если ваш знакомец твой дом не купит, может мне самому купить? — высказал я вслух
Наталья присела.
— Иван Александрович, не стоит тебе этот дом покупать. Если бы один был — тогда, да. Спальня отдельная будет — мою займешь, кабинет, столовая. И кухарке место отыщется. А как поженитесь? Молодой жене и гардеробная нужна, и собственный кабинет, а то и туалетная. И прислугу негде размещать. Мы-то, с супругом покойным, без прислуги жили, но у нас дело другое. А у вас? Леночка — это не я, что с детства себя обихаживала. Вам ведь не только кухарка понадобится, но и горничная. А потом, бог даст, няньку наймете. Не станет же твоя жена сама по ночам к ребеночку бегать, колыбель качать?
М-да, вот об этом-то я всегда забываю. Может, сам-то и вставал по ночам, чтобы успокоить ребенка, а как с Леночкой быть? Менталитет иной.
— Как поженитесь, первое время у Анны Николаевны поживете, у нее дом большой, прислуги хватает, а потом и собственный отстроишь. Двухэтажный, чтобы и с детской, и с комнатами для прислуги.
Кажется, Наталья Никифоровна угомонилась, можно и спать. Но тут в дверь застучали.
— Я схожу, — сообщила Наталья, накидывая халат.
И кого несет? Надеюсь, там не Татьяна Виноградова с аркебузой? Но хозяйка, вернувшись из сеней, сообщила с тревогой:
— Иван Александрович, городовой там, за вами пришел. Говорит — убийство, велено за судебным следователем бежать.
[1] Упрощенно, разумеется, но у нас не урок финансовой грамотности.
Глава семнадцатая
Макиавелли на русской почве
Федышинский приехал на место преступления позже, чем я. Мне-то полегче — я еще бодрствовал, когда за мной пришли, а Михаил Терентьевич уже спал. Впрочем, господину доктору делать нечего — только констатировать факт смерти. Причина и так ясна — Предводитель Череповецкого дворянства господин Сомов убит выстрелом в голову. Во лбу сравнительно небольшая дыра — с копеечную монету, зато затылок разворочен основательно, а ошметки крови и мозгов разбрызганы по стене, испортив картину, на которой изображен какой-то пейзаж и ветряная мельница.
Николай Сергеевич сидел в кресле, с открытыми, словно бы изумленными глазами. Удивительно, но кроме багрового круга, лицо чистое, кровью не испачкано. А, ну да. Стреляли с близкого расстояния, заряд пороха убойный, мозги высадило сразу, они вылетели, не успев ничего испачкать, кроме стенки.
Пока доктор осматривал мертвеца, я принялся составлять Судебно-медицинский акт. Подумал — стоит ли вписывать, что под столом стоит одна пустая бутылка, а на столе еще одна, наполовину полная и пустой стакан. Никаких объедков или грязной посуды Он что, пил не закусывая? Или слуги все прибрали до прихода полиции? Дворецкий обещал, что послезавтра барин «вылечится» и сможет явиться ко мне на допрос. Сомнительно. Но бутылки упомяну. Тоже, между прочем, симптом.
— Иван Александрович, посоветуйте — к кому можно обратиться, чтобы похлопотать о вашем переводе? — хмыкнул доктор.
— И куда вы меня хотите перевести? — полюбопытствовал я.
— Куда-нибудь, где людей поменьше, — вздохнул отставной армейский лекарь. — Лучше бы на Аляску, но мы ее уже продали.
— И за что вы меня так не любите?
— А за что мне вас любить? От вас мне одно беспокойство. Я в Череповце семь лет, за все это время полиция вызывала меня четыре раза — либо самоубийство, либо естественная причина смерти. А с вашим приездом случился… Какой уже труп по счету? — озабоченно спросил доктор.
— Надо бы посчитать, но у меня с математикой плохо.
Делать мне нечего, как трупы считать. Тем более, что двух покойников, из числа убитых Кошелевым, мы так и не нашли. Весной, как снег сойдет, земля оттает, опять поедем искать.
— Эх, господин Чернавский, как же хорошо было без вас, — продолжал ахать и вздыхать армейский лекарь. — И меня по ночам не будили, и убивали меньше.
— Михаил Терентьевич, а вы, часом, об этом уже не говорили? — полюбопытствовал я.
— Я? — изумился доктор. Пожав плечами, наморщил лоб, вспоминая, но вспомнить не мог. — Право слово, не помню. Может и говорил, а может нет. Но думал — это точно. Как только начинаю о вас думать, сразу лезут мысли — черт бы побрал этого Чернавского!
— Наверное, слишком громко думали, я и услышал. А вообще — закон жанра. Там, где появляется сыщик, обязательно происходит убийство, — сказал я. — Я сегодня у Сомова был, вот, пожалуйста — убили.
— Читаете книги про сыщиков? — поинтересовался доктор.
— Раньше читал, теперь нет.
Между прочем, чистая правда. Читал. Подумаешь, эти книги напишут не скоро, но какая разница?
— Заключение когда прислать? — спросил Федышинский.
— Когда напишете, так и пришлете, не горит.
Странно. Когда нужно, доктор ворчит, тянет время, а тут сам спрашивает. А нынче мне судебное заключение не к спеху. Личность устанавливать не нужно, причину смерти тоже. И то, что стреляли с близкого расстояния, знаю. И время смерти известно — восемь часов вечера. Вот, разве что… — Доктор, вы мне пулю не поможете вытащить? Скальпелем? Или зондом каким?
Доктор подошел к стене, присмотрелся к углублению, оставленное пулей, потыкал в нее чем-то острым и блестящим, покачал головой:
— Не вытащу. Дерево мягкое, пуля глубоко ушла. Если только высверливать или вырубать. Да и на кой-она вам?
Тоже верно. Это я руководствуюсь правилами будущего, когда обязательно следует извлечь пулю и отправить ее криминалистам. А здесь эскулап прав — на кой-она мне? Тем более, орудие убийства не просто известно, а лежит в полицейском участке. И там же, только в камере, сидит подозреваемый. Вернее — подозреваемая. Любовь Кирилловна Зуева, сдавшаяся правосудию по доброй воле и сдавшая гладкоствольный пистолет армейского образца 1848 года. Сам не видел — городовой сказал, а исправник, примчавшийся на место убийства, подтвердил. На моей памяти, Василий Яковлевич впервые лично приехал на место преступления. А как иначе? Все-таки, убит не кто-то, а предводитель дворянства.