Господин следователь. Книга седьмая

Шалашов Евгений Васильевич

— Садитесь с нами, Александр Порфирьевич, — радушно предложила маменька. — Иван, озаботься чаем для Его Превосходительства. У нас здесь небольшой праздник — у Анечки именины, но раз они застали в дороге, то мы так, по-походному.

Все правильно — если приглашаешь за стол, нужно озаботится и о чае для гостя. Не именинницу же гонять?

Пошел к проводнику, озадачив того чаем для гостя, а еще и для нас. Не пить же генералу одному?

— Нет, Анна очень с братом похожи, — опять сказал генерал, посмотрев на меня, а потом переведя взгляд на Аньку.

— Так если

брат и сестра — то как же быть не похожими? Родня, чай, — глубокомысленно изрек я, а сам возмутился — я что, похож на эту маленькую козу? Да ни в жизнь!

— Похожи, только я гораздо красивше, — хмыкнула Анна.

Конечно, как же ей не вставить свои шесть копеек?

— Не красивше, а красивЕе, — хмыкнул я. — И язычок длиннее.

— С барышнями всегда так, особенно с умными, — засмеялся генерал. — Языкастенькие

— У вас дочери? — поинтересовалась маменька.

— Увы, только воспитанница, — вздохнул Александр Порфирьевич. — Не дал бог нам с женой деток. Но главный опыт общения с юными барышнями — на курсах. Уже много лет преподаю химию на Высших женских медицинских курсов при нашей академии.

Вот тут все встало на свои места. Запах медицины и химии, мундир с военными эмблемами — преподаватель, но не военного учебного заведения, а чего-то гражданского. Что у нас есть? Да только Медико-хирургическая академия, находящаяся в ведении Военного министерства. Готовит она и военных, и гражданских врачей. Если наш сосед по купе действительный статский советник — то дяденька, как минимум профессор.

— Тогда понятно, отчего от вашего мундира кислотой пахнет, — хмыкнула Анька.

— Аня?! — возмутилась маменька на бесцеремонное поведение названой дочери.

— Зато моль не жрет, — засмеялся профессор. — Мундир я редко ношу — на экзамены, да на какие-нибудь официальные мероприятия. Висит в лаборатории. Вот, помнится, учителя моего — профессора Зинина — он в ту пору тайным советником был, во дворец вызвали. Кинулся за мундиром, а от мундира только погоны остались, остальное моль съела. Моим мундиром одолжился, а государь его спрашивает — мол, когда это вас, милейший Николай Николаевич в статские советники разжаловали? Но государь сильно сердиться не стал, посмеялся и все.

Мы тоже поулыбались, а потом профессор спросил, обращаясь к Аньке:

— Судя по всему, барышня химией увлекается?

— Немножко, — закивала Аня.

— После гимназии-то куда собираетесь? — поинтересовался профессор, потом вздохнул: — Жаль, на наши курсы больше наборов нет.

— Ваши курсы в военном ведомстве? — зачем-то спросил я, хотя это и так знал.

— Именно так. Но наш министр женщин не слишком привечает. Тех, кого набрали доучиваем, вот и все.

— Жалко, — вздохнула и Анька.

Неужели девчонка заинтересовалась? Хм… И еще раз — хм… А может…?

— А если курсы в другое ведомство перевести? — посмотрел я на маменьку. Но та только подняла глаза вверх — мол, я не министр, даже не товарищ министра.

Высшие женские курсы выпустили свыше 600 женщин-медиков. Их закроют, а Женский медицинский институт откроют не скоро — не то через 10 лет, не то еще позже.

В стране, где катастрофическая нехватка медицинских работников?

Военный министр Ванновский очень много сделал для армии. Всех его новшеств и улучшений не помню — я вам не энциклопедия, знаю, как бывший солдат, что кормить нижних чинов стали лучше и разнообразнее. Но был у него пунктик насчет «бабья», от которого нужно избавляться. Забыл министр, сколько солдатских жизней спасли наши женщины-медики на русско-турецкой войне.

Нет, по приезду докопаюсь до батюшки — нехай берет себе курсы, реорганизовывает, создает в МВД медицинский институт. Пусть там готовят женщин-врачей. Говорят — женщины-врачи могут лечить только детей, женщин, да принимать роды. А хоть бы и так.

Реорганизация чего-то готового куда легче, нежели создание на пустом месте. Главное — пока кадры есть, лаборатории и оборудование.

А девочка Анечка станет моим секретным оружием. Хм… А ведь идея. Меня-то батюшка может и не послушать, а вот свою супругу, озабоченную будущим воспитанницы… А личные интересы подчас играют гораздо большую роль, нежели общественные.

И тут меня словно током ударило. Вспомнил, где видел этого человека… Точнее — не его самого, а бюст, установленный на могиле, на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Там, совсем рядом, его друзья — и Петр Ильич, и Модест Петрович, да и все прочие, что были гордостью Росси. Да что там — были. Они и сейчас наша гордость.

— Александр Порфирьевич, вы ведь еще и музыку пишете? — улыбнулся я.

— Бывает, — улыбнулся профессор и академик, а еще выдающийся музыкант Бородин. Хлопнув себя по лбу, полез в портфель: — Я ведь супруге ноты из Петербурга вез, забыл отдать[2]. Но дома у меня еще есть. — Бородин вытащил из порыжевшего портфеля пару тетрадок и вручил Анечке. — Вот, барышня, вам подарок.

— Автограф нужен, — хмыкнул я, решив, что ради великого композитора можно нарушить свои же правила. Тем более, что ноты предназначаются Ане. Девчонка, правда, на рояле не играет, но ничего страшного.

— Ручки нет, и карандаша тоже, — растерянно сказал химик и композитор. — Мы ведь с супругой на даче, недалеко от Москвы, а у меня дела возникли в Санкт-Петербурге. Вернусь на пару деньков, а потом обратно. Но с собой ничего не взял, кроме портфеля. Обнаружил, что ноты забыл отдать.

Ручки у профессора нет, видите ли. Так у нас Анечка есть, а у нее все отыщется.

[1] У этого статского генерала на тот момент имелся орден св. Станислава 1 степени, св. Анны 1 степени и св. Владимир 3 степени.

[2] Женой Александра Бородина была Екатерина Сергеевна — музыкант, известная пианистка. Она болела и сырой климат Санкт-Петербурга ей не подходил, поэтому половину года жила в Москве. Соответственно, и мужу приходилось жить на два города.

Глава шестая

Личное и государственное

— Ну-ка, поворотись-ка сын, экой ты тощой! — хмыкнул батюшка, перефразируя слова классика. — Мундир болтается, словно на вешалке.