Господин следователь. Книга седьмая
Шрифт:
— И это вместо поздравлений? — хмыкнул я.
И чего это он? Если и отощал, то немного. А как не отощать? Тут вам и экзамены, и судебное заседание. Сколько нервов ушло?
— Дурень ты, хоть и кандидат, — усмехнулся товарищ министра, обнимая сына. — Горжусь я тобой, как ты не понимаешь? У меня не только директора департаментов, а сам министр удивляется — мол, сумел кандидата права получить, да еще экстерном?
Батюшка, к нашему удивлению, оказался дома. Сказал, что нынче министр на месте, а у него полное право побыть немного с семьей, поздравить наследника с дипломом. Мы все сначала разбрелись по комнатам, чтобы привести себя с дороги
Ладно, пусть спит, когда ужинать подадут — разбужу.
— Так вроде гордиться-то особо нечем, — вздохнул я. — Экзамены сдал благодаря своим связям.
— Нет, Оленька — ты посмотри на него? — возмутился батюшка. — Мне Легонин написал — мол, поразил и порадовал всю профессуру, дескать — будет у сына желание профессором стать, пусть напишет. И научного руководителя даст, и тему диссертации определит.
Чем это я комиссию поразил? Если только тем, что быстро сумел отыскать ответ на «краниальную асфиксию», не более. Скорее всего, декан юридического факультета решил польстить своему приятелю и товарищу министра. Как-никак, выручил я его друга — московского прокурора Геловани.
— Еще наш Ваня наглого присяжного поверенного на место поставил, — сообщила маменька. — Все московские газеты о том писали.
— И не только московские, — со значением заметил батюшка. Еще раз посмотрев на меня, снова вздохнул, но уже более тяжко. — И как тебя теперь к государю вести? Оленька, нам с тобой Ванюшку либо откармливать придется, либо новый мундир ему шить.
— А чего выбирать? — пожала плечами маменька. Деловито сказала. — И откормим, и новый мундир пошьем.
Куда мне столько мундиров? Впрочем, мундиров много не бывает. Если что — продавать начну, за полцены, как студенты ношеную форму. Аньку подключу — эта с покупателей и две трети слупит. Вот, ежели что, не пропаду.
— Не успеем ни откормить, ни мундир пошить, — покачал головой батюшка. — Велено, как только сын вернется, сразу его везти. А мне послезавтра все равно с докладом к государю ехать — вот, вместе и поедем. Следующего раза через неделю ждать, лучше сразу.
— А ты вместо министра с докладами ездишь? — слегка удивился я.
Маменька мне говорила, что отец не часто императора видит.
— А что делать? — развел руками батюшка. — Его Высокопревосходительство граф Толстой у нас иной раз не успевает — он же еще и президент Императорской Академии наук, и состоит в членах Государственного совета, и в Сенате, опять-таки заседает. Министрам, вроде бы, в Сенате заседать не положено, но ему приходится. Общей обстановкой он владеет — наговаривать на него не стану, но в конкретные дела вникать некогда. Так я и сам еще не успел во все вникнуть, но потихонечку впрягаюсь. Но пред очи государевы министру тоже следует попадать. Ему же и про Академию нужно докладывать, и про те кассации, которые из Сената в Окружные суды возвращаются. Договорились, что два раза в месяц он ездит, два раза я. С государем, понятное дело, все согласовано.
Сказал, вроде и с сожалением, но какой же товарищ министра не стремится лично кататься с высочайшими докладами к императору?
Интересно, а не поставили ли батюшку на должность товарища министра как «рабочую лошадку»? В Новгороде нечто подобное
— А где наша Анечка? — заволновалась маменька.
— А ваша Анечка быстренько мне поклонилась, потом ускакала, — сообщил батюшка. — Бьюсь об заклад — отправилась проводить ревизию на кухне.
Ну вот, а я-то думал, что девчонка дрыхнет.
— Наверное, Ванечку собирается кормить, — успокоилась маменька. — Она, бедняжка, из-за своего названного братца переживала — мол, худенький стал.
— Какого братца? — начал закипать батюшка, но стоило только маменьке прикоснуться к его руке, как товарищ министра обмяк: — Оленька, она, конечно, княжна Голицына, пусть незаконная, но не Чернавская! Нету у меня на стороне детей!
— Сашенька, глупый, так кто ж тебе о незаконных детях-то говорит? — притянула батюшку к себя маменька. Верно, собиралась поцеловать, но застеснялась сыночка.
— Могу отвернуться, — хмыкнул я.
— Стой уж, как стоишь, — удержала маменька и принялась объяснять отцу: — Мы же договорились, что Анечку в Москве за воспитанницу выдадим, помнишь? Если у титулярного советника нет камердинера, то личная кухарка ему тем более не нужна. А там семейство Винклеров на нас ополчилось — дескать, отчего воспитанницу в черном теле держите, заставляете девочку сына по имени-отчеству называть?
Маменька, предположим, слегка утрировала, но ничего страшного.
— И что потом? — мрачно поинтересовался батюшка.
— А потом, стала Анечка Ивана по имени называть — куда деваться? так малознакомые люди их братом и сестрой посчитали… Не будешь же каждому объяснять? Она нынче опять Ваню по отчеству именует, но надо ли это? Девочке и так тяжело пришлось. Я про эту, мегеру, которой ей кровной теткой приводится, тебе писала.
— А что ты хотела? — усмехнулся батюшка. — Испугалась твоя подружка, что наследство брата погибшего придется делить. А оно уже ей отошло, да ее детям. Какая здесь кровь, если у деток кто-то осмелится добро отбирать? И законной-то племяннице глаза выцарапают, куда уж незаконной-то лезть?
— Аня никуда и не лезла, — загрустила маменька. — Это я, от большого ума Софье письмо послала. Не думала, что она такой дрянью окажется.
— Юридически-то не доказать, что Аня дочь князя Голицына, — заметил я.
— А ты думаешь, Сонька Голицына о том знает? Курица она, что тут скажешь?
Мы с маменькой спорить не стали. И впрямь, курица, она и есть курица, пусть даже с Малым крестом ордена святой Екатерины.
Батюшка погладил себя по круглому животику (он-то не похудел!) и мечтательно сказал:
— Если твоя девчонка опять этот свой… картофель-фри приготовит, и судачка, то пусть Ивана Ваней называет. За такое можно. Матрена попыталась сделать, как Анька…
— Как Аня, — поправила маменька супруга.
Чернавский-старший слегка зарычал, потом тяжко вздохнул:
— Ладно, пусть Аня… Так вот, Матрена пыталась, но картошка у нее маслом насквозь пропиталась, а судака пересушила. Пусть сестричка… сыночка нашего, обучит как следует. Да, — вспомнил вдруг батюшка, — Скажи еще ей, чтобы прислугу больше не пугала.