Госпожа моего сердца

Кинсейл Лаура

Рыцарь насторожился. Он остановился, и его рука легла на рукоятку меча. Конь жадно вдыхал какой-то запах, доносимый ветром, и налитыми кровью глазами смотрел на изгиб дороги, исчезавшей дальше в лесу. Стояла абсолютная тишина, почти не нарушаемая шелестом листьев.

— Великий Боже с нами, — громко сказала Изабелла.

За этим ничего не последовало: не вылетело ни стрелы, не выскочил из засады враг.

— Подвинься назад.

Рыцарь надел шлем и перекинул поводья через голову коня. Изабелла перелезла через заднюю луку седла, и он вскочил на коня. Она обхватила руками его за пояс. Он вытащил меч, пришпорил коня, и, издав боевой клич, отразившийся

целым переливом лесного эха, ринулся дальше по дороге. Конь поскакал, разбрызгивая своими копытами воду, и вскоре обогнул изгиб дороги.

Перед глазами у них мелькнули мертвые тела и красная грязь. Конь собирался было броситься дальше, но он натянул поводья, и конь остановился на месте, пританцовывая среди окружавшей их неподвижности.

Он ничего не говорил, лишь поворачивал и поворачивал коня, кружась на одном месте. Перед глазами его проплывали тела их бывших спутников. Теперь их лица были мертвенно-бледными, вокруг них собирались алые лужи, еще не смытые дождем.

Изабелла прижалась к нему.

— Бог уберег нас, — сказала она почти неслышно. — Поклянись же сейчас нашему спасителю Иисусу, что ты будешь вести жизнь, полную целомудрия!

Он наклонился, пытаясь выяснить, не остался ли кто-нибудь в живых. Конь переступал с ноги на ногу, погружая свои копыта в мокрую траву и грязь и выбивая какой-то непонятный ритм. Грабители хорошо знали свое дело.

— Боже праведный! Их убили буквально только что.

Он весь напрягся, рассматривая окружающие их заросли.

— Бандиты только что удрали.

Он развернул коня, но отъехав, остановил, чтобы вновь взглянуть на жуткую картину, оставшуюся позади, словно для того, чтобы удостовериться, что все это — правда.

— Они скончались не исповедовавшись, — прошептала Изабелла и стала бормотать молит?

Она ни на секунду не отрывала от него своих рук даже для того, чтобы перекреститься.

— Так поклянись же сейчас в благодарение Богу за его милосердие и наше избавление от опасности, что ты навсегда будешь целомудренным.

Авиньон напугал его и вызвал неприязнь. В темных жарких улицах перед дворцом пап он стоически переносил тяготы ожидания Изабеллы, пока та молилась. Сейчас она молилась перед ком распятия. Сзади нее находилась простила, которая делала ему знаки и принимала отвратительные бесстыдные позы, стоя в дверном проеме. У проститутки была плохая кожа, она издевкой смотрела на Рука и водила языком своим темным губам, в то время как Изабелла Б отвратительной грязи улицы стояла на коленях, в очередной раз вознося Всевышнему свои молитвы. Его жена, как он знал это из опыта, сейчас только стала подходить к своему экстазу. Беззубый продавец, устав от ожидания, довольно грубо потребовал, чтобы она либо заплатила за это распятие, либо проваливала отсюда прочь. Увидев изумление и негодование Изабеллы, проститутка захохотала. Рук свирепо посмотрел на нее и коснувшись плеча жены, сказал:

— Давай уйдем от этих лицемеров. Она поднялась на ноги и послушно зашагала рядом, пробираясь сквозь толпу. На них упала тень грандиозного дворца, впереди выросла высокая отвесная стена, снабженная узкими бойницами в форме крестов для лучников. Изабелла прижалась к нему, и он обхватил ее рукой за талию, отталкивая толстого монаха, который нахально пихнул локтем Изабеллу, чтобы побыстрее пройти мимо.

Ее тело было мягким, податливым и прохладным, в то время как он ужасно потел, жарясь на солнце в своих доспехах. Он побоялся оставить их без присмотра, а она уже целый день без передышки ходила от одного храма к другому,

целуя святые мощи, молясь на коленях перед иконами Святой Девы Марии, плача и рыдая. Ее теперешняя мимолетная слабость, то, что она покорно прижалась к нему, болезненно напомнило Руку их счастливые времена, и ему стало еще хуже.

Он попытался отогнать невеселые мысли, а также вспыхнувшее в нем желание. Он даже стал молиться про себя, пока они пробирались в толпе вверх по небольшому подъему, направляясь к воротам. Но он не был так искусен в этом, как Изабелла. Она всегда умела говорить. Именно ее веселый и звонкий голос привлек его внимание на рынке в Ковентри. Прекрасный голос, который принадлежал хорошенькой дочке торговца, веселой хохотунье с доброй и обольстительной улыбкой. Как было прекрасно, хотя и странно, что именно он сумел завоевать эту чудную девушку, не имея ничего за душой, кроме планов на будущее и мечтаний. Словно они могли заменить им мясо и хлеб.

Но оказалось, что судьбой им было отпущено только несколько сладостных недель, когда они целовались и находили счастье в объятиях друг друга. Тогда Изабелла была так же страстна, так же желала его, как и он ее. Затем королевская армия двинулась во Францию, он был призван в ее ряды. Его посвятили в рыцари после битвы при Пуатье, и полный радужных надежд, счастливый, изнемогающий от желания, стремящийся поскорее забыться с ней, он вернулся назад, и к своему ужасу, обнаружил, что Бог избрал ее своей прорицательницей .

Целую неделю он силой заставлял ее быть ему женой, не обращая внимания на ее упреки, доводы и ругань, но вскоре Изабелла начала рыдать, и он понял, что дальше так продолжаться не может. Он собирался было побить ее — так советовал ему ее отец. И, надо сказать, он бы с радостью поколотил ее, особенно, когда она входила в религиозный раж. Но тут Изабелла вдруг начала умолять его отправиться в паломничество через груду обугленных развалин, которые представляла из себя Франция. И вот он оказался здесь, сомневаясь и недоумевая, выполнил ли он волю неба или прихоть своенравной женщины. Одно он знал определенно — его душа была полна горя, а тело — неудовлетворенного желания.

Они прошли между двумя коническими башнями и оказались во дворе огромных размеров, намного больше, чем в каких-либо замках, которые ему доводилось видеть. Весь двор был заполнен толпами людей: нищие, церковники, паломники… Клирики и знать устремлялись куда-то дальше, в то время как простые пилигримы, как они сами, бесцельно бродили и слонялись по двору или становились в длинную очередь, которая несколько раз огибала двор и кончалась у группы священнослужителей и клириков.

Изабелла начала дрожать в его руках. Она выскользнула из его рук и повалилась на колени. Мимо сновали тысячи ног. Она начала завывать, и люди стали поворачивать головы.

Рук уже не чувствовал стыда. Он начал привыкать к этому, да и вообще ее стенания и крики даже оказались полезными для них — — уже через четверть часа их проводили мимо более простых посетителей в сводчатые залы с огромными колоннами. Здесь тоже было много людей.

Многоголосый шум голосов заполнял помещение, своды которого были украшены золотыми прекрасными звездами, ярко сияющими на голубом фоне. Еще там были написаны красками изображения святых. Очарованный яркими красками и золоченым сиянием, он продолжал разглядывать помещение, когда его неожиданно пихнул какой-то клирик, и он упал на скамью. Изабелла, повернув голову, успела только посмотреть на него, и ее вместе со всеми сопровождавшими церковниками поглотила толпа.