Госпожа моего сердца
Шрифт:
— Ваша ванна пропала, сэр.
Он поднялся, сделав легкий поклон.
— Нет, не пропала. Я получил от нее большое удовольствие.
К ним подошел кто-то из его знакомых, тоже весь в саже. Он кивнул Каре, а затем, обратившись к Гаю, сказал:
— Говорят, там был один бедный малый.
— Удокой Господи его душу. Не знаю, что там было, но горело это, как в аду.
— Там обычно хранят нефть. Хорошо еще, что ее было мало.
Кара уронила факел. Ей стало нечем дышать. Нет, она не лишилась чувств. Ее тело ужасно затряслось. Она знала,
— Боже мой, ей плохо. — Перед нею возникло лицо Гая. — Не следовало нам при ней говорить об этом. — Он подхватил ее и отнес в зал, где ее усадили на скамью, и сгрудившиеся вокруг женщины стали подносить к носу уксус.
— Не надо. — Она отталкивала всех слабой рукой. — Я нормально себя чувствую. Я просто… поперхнулась.
Гай встал на колени рядом с ней. Его полосатое от сажи лицо выражало крайнюю тревогу. Он взял Кару за руку. Кара сжала его ладонь и попыталась взять себя в руки. Она подняла голову, и все поплыло у нее перед глазами.
За спиной Гая, над полуодетыми женщинами и мужчинами, над любопытными лицами суеты на подиуме возвышался Аллегрето в своем красно-золотом наряде. Он был абсолютно неподвижен и внимательно смотрел на Кару.
Она застонала, стала трясти головой. Гай сжал ей руку и начал тихонько постукивать по спине. Он что-то спрашивал ее, но Кара не понимала. Шатаясь, она поднялась со скамьи и побрела прочь. Она не могла остановить себя и металась среди людей, как олень, пытающийся отыскать лазейку в загоне.
Глава 20
По всему замку были устроены западни. Они создавались женскими руками, и, конечно, мужчинам не составляло большого труда их обойти, но никто даже не пытался делать этого. На следующий день после Пасхи, когда срок печального запрета Рука на игры истек, наступил черед веселья и забав.
Рук сам оказался задержанным у дверей в большой зал. Дорогу ему преградила натянутая веревка, и в зал было позволено войти только тогда, когда стайка веселящихся женщин получила от него выкуп в виде гроута [1] . Но, по сравнению с другими мужчинами, ему еще повезло. Многих из них связали по рукам и ногами. Те шумели, громко протестовали, бились в своих оковах, словом, веселились вовсю.
1
Мелкая монета.
Выкупив себе свободу, Рук благополучно добрался до ворот и пересек мост. Вдоль дороги цвели крокусы. Он был один, если не считать пасущихся животных. Сзади раздавались крики и смех. Рук двинулся по кромке пашни, вдыхая еще холодный воздух.
Он остановился и стал осматривать долину, заключенную между высокими горными грядами. Они составляли и границу и защиту. Как легко, находясь здесь, позабыть о том, что где-то существует другой мир. Он посмотрел на замок, чьи темные в утреннем рассвете башни, трубы и зубцы возвышались над полями.
Вот
Он сбил прутиком ком земли, прилипший к башмаку. Затем другой. Присел на корточки. Она не только не желала покидать это место, но и запретила извещать кого-либо о ее местонахождении. Он даже не мог себе представить, что они так долго пробудут здесь.
Кто-то приближался к нему. Он не стал подниматься, ожидая, что это Уилл, который хочет обсудить с ним сев. Неожиданно на плечи упала веревка. Ее потянули, и, потеряв равновесие, он свалился на землю. Вскрикнув от удивления, он повернулся на бок. Над ним стояла Меланта.
— Я поймала тебя! — заявила она.
Она опустилась на колени и стала продвигать веревку дальше, спутывая его руки. Он снизу смотрел на нее.
— Сколько? — спросил он.
— Все твои земли и замки, рыцарь, если хочешь подняться опять.
— Другим я заплатил лишь один гроут.
— Ха, — произнесла она. — Меня не привлекают такие мелкие подачки.
Он потянул ее на себя и, обхватив ее голову руками, стал целовать.
— Все твое, наглая девка, — произнес он, не отрывая своих губ от нее. — Но берегись завтрашнего дня, когда настанет мужской день.
— Сначала поймай меня!
Он перекатился, сел и обмотал ее концами веревки.
— Да вот ты уже и попалась.
Она завизжала и стала вырываться, совсем как простая крестьянка.
— Предатель. Ни за что.
Пар от их дыхания сплетался в облачка и, поднимался над ними. Он не пускал ее. Тогда, смеясь, она попробовала оттолкнуть его.
— Не выйдет. Никакой хитрюга не сможет выманить у меня мои земли.
Он вдруг замер, стоя рядом с ней на коленях и глядя ей в глаза.
— Меланта, — сказал он вдруг серьезно. — Никогда не обвиняй меня в этом. Даже в шутку.
Она положила свои руки ему на плечи.
— Откуда такая серьезность, рыцарь-монах? Не утомляй меня своей серьезностью.
— Нет, моя госпожа. Я и так очень долго молчал. — Он стал подниматься. — Я позволил счастью захватить мой рассудок. Мы не можем навечно оставаться здесь… Моя госпожа, — продолжал он, — если из-за нашей женитьбы вы не можете возвращаться назад, то я ведь совсем не прошу открывать ее всем. Мы сможем хранить ее в тайне столько, сколько вы сочтете нужным.
— Ты жалеешь о том, что случилось?
— Я никогда не пожалею об этом. Но мир может очень жестоко принять ваш каприз. Поэтому-то вы, наверное, медлите, оставаясь здесь. Я обручился совсем не с целью завладеть вашим богатством или землями. Я вполне обойдусь и без публичного признания своих прав на вас, пока вы не сочтете возможным заявить об этом открыто. Пусть даже все продлится очень долго.
— Какие грустные мысли! — Она потянулась и сорвала маленький подснежник. — Ты меня очень утомил.