Госпожа попаданка
Шрифт:
— А тебе пришлось спешно исправлять свою ошибку, — понятливо кивнула Лена, — чтобы тебя не обвинили в провале всей операции. Кстати, ты знал, что младший сын Кресцента спутался с «Детями Рассвета»?
— С кем? — вскинул брови Ханген.
— Долго объяснять, — махнула рукой Лена, — да и пока неважно.
— Мое дело маленькое, — повторил Ханген, — найти тебя и барона, после чего проводить вас до границы с Вальдонией. Дальше я пойти не могу — за рекой все еще неспокойно и за Туролом нужен глаз до глаз. Но в Мюнберге тебя встретит человек, которому известно обо всем этом куда больше, чем мне.
— И кто же он? — с интересом спросила Лена. Ханген воровато оглянулся, хотя здесь их точно никто не мог услышать и, понизив голос, принялся объяснять.
Сейчас Лена вновь вспоминала этот разговор, глядя с борта купеческого судна на приближавшийся Мюнберг. Город раскинулся в месте
Остаток пути прошел на удивление спокойно, даже скучно. Ночь все трое коротали в любовных утехах, хотя Кэт с Вулрех были недовольны, что приходилось сохранять людское обличье. Днем же ничего не оставалось, как созерцать проплывающую мимо Вальдонию. Мерта здесь перерезала ее почти пополам — по обоим берегам тянулись многочисленные деревни, поля, пастбища и сады. Попадались здесь и города и замки знати, а также храмы и монастыри, не дающие забывать о том, что Вальдония, прежде всего, духовное владение. Порой вся эта пастораль сменялась густыми лесами — заповедные рощи для охоты знати, куда простолюдинам вход разрешался только по большим праздникам. В остальные дни за нарушение запретов крестьян ждали большие штрафы, а то и более суровые наказания — вплоть до смертной казни.
Подобный лес окружал и Мюнберг — огромная чащоба, простиравшаяся до границы с Тюргонией. Как и многие здешние леса, этот считался обиталищем нимф, дриад и Белых Дам — духов леса в женском обличье, составлявших свиту Астарота и подвластных ему архонтов. В иные дни эти духи покидали свои леса и, вместе с русалками и суккубами, проникаали в Мюнберг, чтобы проказничать, соблазнять и вводить в смущение горожан. Те же без особой надобности не совались в Мюнбергский Лес — кроме опять-таки знати, кичившейся своей архонтской кровью. С реки Лена видела башни и крепостные стены замков — аристократия, как правило, сторонилась городских «торгашей» предпочитая проводить время в загородных поместьях. На ярмарку ходили слуги, закупавшие там все, что велели хозяева. В замки допускались лишь ювелиры и торговцы предметами роскоши, когда знать, не доверяя вкусу слуг, желала самолично выбрать драгоценную безделушку или новый наряд. Но, избегая без лишней надобности появляться в городе, местные владыки чутко держали руку на пульсе его жизни — как с помощью магии, так и целой сети шпионов и доверенных лиц. Иначе и быть не могло — слишком важен был этот город для всей империи, чтобы упускать из виду, чем он живет.
Мюнберг находился не только на берегу — часть его разместилась в месте слияния рек, на группе островов, соединенных между собой и берегом широкими мостами. Здесь величавыми колоссами вздымались монументальные здания — средоточия духовной и экономической мощи Империи. Сусальным золотом блестели колонны храма Маммона — одного из ближайших подручных Астарота, покровительствующего банкирам и ростовщикам. Этот храм одновременно являлся и главным банком Империи, ее финансовым сердцем, где через артерии торговых путей ежедневно прокачивались потоки золота. Рядом возвышалось стройное здание из розового мрамора, чьи изящные шпили венчали черные полумесяцы — будто потеки темного шоколада на торте из розового зефира. Полумесяцы делали здание похожим на мечеть, но ни одну мечеть не могли украшать статуи обнаженных дриад и суккубов, крылатых юнцов, вроде амуров,
Над всеми зданиями возносился исполинский храм из черного камня, с множеством шпилей, башен, апсид и галерей, украшенный диковинными фресками и скульптурами. Над главными воротами красовался витраж, изображавший огромного черного кота: Баал, Первый Архонт, изображался тут в обличье, наиболее уместном там, где превыше всего чтили Астарота. Последний также присутствовал на витраже — в виде изящного леопарда, льнувшего к Архонту-Императору. С четырех сторон, ориентированных, как поняла Лена, по сторонам света, парочку окружили и остальное Семеро: Асмодей, в виде свирепого льва; Белиал, в обличье черного волка; семиглавый змей Левиафан и Вельзевул в виде гигантского насекомого. Лишь стоявший особняком Плутос имел человеческое обличье, но и он держал на поводке из извивавшихся змей трехглавого пса. Были здесь и архонты рангом пониже, составлявшие свиту Семерых. Лена знала, что это — Собор Семидесяти Двух, великий храм, где от века короновались императоры Тевмании. Сначала это были герцоги Тюргонии, в состав которой когда-то входила Вальдония, но, после того как короли Брокгарта помогли обособиться князьям-епископам, вот уже несколько веков только Рокштайны возлагали на себя имперскую корону. Замок владык Вальдонии, кстати, стоял на соседнем острове, хотя князья-епископы и нечасто бывали тут, предпочитая свои загородные резиденции.
— Хорош глазеть! — вынырнувшая откуда-то Кэт бесцеремонно прервала созерцание Леной шедевров вальдонской архитектуры, — успеешь еще насмотреться. Не знаю как ты, а я, собирюсь как следует прошвырнуться по здешним лавкам.
Маячивший за ее спиной Вулрех вздохнул — похоже, оборотистая кошкодевка уже заставила его смириться с перспективой хождения по магазинам. Лена усмехнулась и, шлепнув подружку по соблазнительному заду, спустилась в каюту за вещами. Ни она, ни ее спутники не обратили внимания на стоявшее возле одного из причалов прогулочное судно с черно-багровыми парусами и носовым украшением в виде обнаженной девы, обвитой большим змеем. На корме располагалась каюта с окошком, задернутым портьерой из алого бархата. Из-за нее за рекой внимательно наблюдала госпожа Амали. Черные глаза хищно блеснули, когда колдунья увидела сходивших на берег путников.
— Твоя безделушка сработала, толстячок, — она погладила лежавший у нее на коленях зеленый шар, — ночью надо будет навестить эту троицу.
Где остановиться путники нашли сразу — постоялых дворов в Мюнберге было куда больше, чем жилых домов, чьи владельцы также нередко пускали постояльцев. Также как и владельцы таверн, у которых почти всегда имелись гостевые комнаты. В одном из таких заведений все трое оставили свои нехитрые пожитки, после чего спустились в зал. Там уже подавали обед: жирные свиные сосиски, приправленные солью, перцем и мускатным орехом с горчицей и тушеной капустой; отваренные в вине свиные ребрышки и мягкий коровий сыр. Все это подавалось со знаменитым мюрнбергским «зеленым соусом», сделанным из семи трав — еще одно ненавязчивое напоминание о здешней религиозности. Запивали же путники все это легким яблочным вином.
— Сначала сходим в ряды, где торгуют шмотками, — говорила Кэт с набитым ртом, — Ханген рассказывал, что вальдонские ткачи шьют совершенно отпадные платья. А то от самой Некрарии премся черт знает в чем, на люди показаться стыдно. Там же рядом и магазины с косметикой — говорят, ею пользуются лучшие куртизанки Мюнберга. А послушники из храмов Астарота порой толкают товар местным барыгам. Вот и проверим, чем красятся здешние элитные потаскушки. Потом в ювелирку — сюда привозят много камушков с эргенских рудников, которые можно взять за…
— Ты решила, что Ханген дал нам в дорогу мешок с золотом? — хмыкнула Лена, — все, что он выпросил у Одальберта — это чтобы мы добрались до Брокгарта, ну и на сопутствующие расходы. Ты, похоже, забыла, что все, что дала нам Мартаска осталось на речном дне, так что мы уже не так богаты, чем когда уходили из Секеи. А если ты спустишь все на ярмарке в первый же день…
— У нашей семьи есть вклады в мюнбергских банках, — заметил Вулрех, — я бывал раньше в Мюнберге…по службе и у меня есть знакомцы среди здешних банкиров. Если мы поторопимся до темноты, то сможем пополнить наши кошельки.