Готамерон. Часть I

Рид Элисон

— А вдруг это часть подготовки к приобщению?

— Никто не знает, что нас ждет на стезе практика…

— Смерть.

Дольф дернул скошенными плечами и приоткрыл рот. В этот момент он был похож на испуганного ребенка и вел себя примерно так же. Силясь доказать обратное, паренек энергично замотал лохматой головой.

— Нет! Не говори так! Я в это не верю!

— Тогда почему во сне меня все время убивают?

— Наверное, потому, что ты хочешь умереть, — с нотками сожаления в голосе отозвался Дольф.

Верф выпучил на него глаза. Глупое заявление, но в чем-то правдивое. Их всегда учили, что ответы они должны искать в себе.

Может, он и впрямь стал бояться жизни, что было бы неудивительно, после пяти лет затворничества и воздержания.

Оставив позади обеденный комплекс, прислушники вышли во двор. Обширная площадь, мощеная каменными плитами, тянулась от ворот до базилики на пять сотен шагов. По левую руку поднималась одна из двух квадратных башен с десятками темных бойниц. Вторая сторожевая башня была возведена за левым крылом кеновии на естественном возвышении. В противоположном конце двора стояли загоны для скота. С этой стороны были вспаханы огороды с чахлой растительностью. Скудная почва на утесе позволяла выращивать только самую простую зелень вроде лука и салатных листьев, которую использовали на кухне. Прочие огороды и поля находились в долине под защитой Лендлорда.

Верф и Дольф шагали плечом к плечу с одной скоростью, и бежать больше не пытались. Цель была достигнута. Базилика располагалась в глубине двора, как раз напротив входа, чтобы попавшие внутрь миряне шли прямо к ней, никуда не сворачивая. Внутреннее святилище Нисмасса было сложено из белого камня и укрыто покатой крышей из сланцевой черепицы. Надо всем этим возвышалась остроконечная колокольня, где помощник ризничего продолжал изо всех сил трезвонить в колокол, сотрясая утесы над двором.

Отовсюду к порталу базилики сходились прислушники, гостившие в обители миряне и служки. То тут, то там появлялись нисманты, облаченные в алые мантии из тонкого фетра. Мастера вышагивали чинно, спокойно и с достоинством, как и подобает тем, кому открылись тайны книг и мудрость веков.

Дольф и Верф раздавали поклоны направо и налево, как того требовал обычай. В какой-то миг мимо трусцой промчался толстоватый парень, смахивающий на пивной бочонок с ногами. Растянутая полуроба на нем почти трещала по швам. Алая баска была коротка. Спереди, словно мешок с зерном, болтался объемный живот. Энергично семеня короткими ногами, забавный толстячок все ускорялся, обгоняя всех и каждого. Верф заметил торопыгу только после того как тот их окрикнул. Мягкие черты лица юноши на мгновение открылись ему среди спин прислушников, а затем вновь исчезли.

— Торопитесь, братья! Великий день… Мне сегодня разрешили стоять на коленях… — донесся из толпы ликующий возглас.

— Давай быстрее, Уотт, — закричал вдогонку Дольф, — а то без тебя начнут!

К его удивлению толстяк действительно стал набирать скорость, стрелой взмыв по ступеням к порталу храма. Кто-то из прислушников сделал ему замечание. Седовласый нисмант, проходивший рядом, и вовсе сквозь зубы прошипел, что спустит шкуру с того, кто еще раз посмеет нарушить тишину.

— Поверить не могу, — протирая глаза, шепотом вымолвил паренек. — Я после вчерашних бочек едва нагибаться могу, а этот мешок с мукой носится как снорлинг.

— Уотт никогда не жаловался на плохое здоровье, — согласился Верф.

— На аппетит тоже.

У дверей базилики им всем, тем не менее, пришлось задержаться. Прислушники толпились у сосуда со святой водой, установленного за порталом против входа и никого вперед не пускали. Поднявшись

по ступеням, Верф занял место возле открытых дверей и стал ждать своей очереди. Колокол смолк. Отовсюду теперь отчетливо доносились смешки, шепот и тихие голоса, вперемешку с тщетными увещеваниями мастеров, требовавших соблюдать правило утренней тишины.

Верф в отличие от других молчал. Когда подошла его очередь, он просто окунул руки в золотой сосуд и быстро омыл ладони стоявшего рядом Дольфа. Парень поклонился, а затем сделал то же самое для него. Потом оба взяли с дубового стола по свече и проследовали в центральный неф, где уселись на скамью. Постепенно базилика наполнилась людьми. Верф точно знал, что сейчас в кеновии находятся сорок три прислушника, десять мастеров, приор и аббат. Кроме того, он насчитал с десяток мирян, очевидно прибывших еще до восхода, и столько же слуг. Значит, нисманты и впрямь к чему-то готовились. Верф не был до конца уверен, но ему почему-то казалось, что это было связано со злополучным приобщением к стезе практика.

Наконец, двери базилики затворились. Последним, стыдливо потупив взор, вошел заспанный Мартин. В дрожащей руке лысый привратник держал зажженную лампу. Омыв ладони и поклонившись самому себе, он поспешил к скамьям. Останавливаясь подле каждого из присутствующих, провинившийся приподнимал лампу, дожидаясь, пока тот зажжет от нее свечу. Прислушники и мастера не торопились, шепотом произнося молитвы. Согласно обычаю, последний проспавший или опоздавший в качестве наказания должен был обходить ряды братьев, с первыми лучами солнца даруя им священный огонь. В случае отсутствия такового этим занимался брат-будильник или помощник келаря.

Строгость и логика кеновийских обычаев всегда поражали его. Еще ни разу за пять лет при нем не была нарушена последовательность ритуальных действий. Все было рассчитано и продумано до мельчайших деталей, включая небесный свет. Для обитателей священного места каждое утро символизировало новую победу Нисмасса над богом тьмы, а вместе с ней и очищение для всего живого мира, который на научном языке было принято называть Эктоферумом. Утром любой человек мог оставить ненависть позади и начать жизнь с чистого листа, в лучах солнца принимая благодать Господа. Если же снаружи шел дождь или солнце скрывалось за тучами, мастера зажигали энергетический шар над гигантской статуей Нисмасса, чья фигура со связанными руками стояла в дальнем конце главного нефа.

— Свет Нисмасса повсюду! — эхом прокатился по нефам хриплый глас мастера Вертигуса.

Это значило, что все должны немедля встать. В тот же миг открылась дверь дубовой пристройки у основания абсиды, в пределах которой стояла статуя. Из пепельных палат на утреню вышли аббат Виман и приор Ликир. Оба нисманта были облачены в церемониальные велюровые мантии, украшенные золотыми узорами, перевязями и начищенными пуговицами. Талию каждого стягивал широкий кушак с пряжкой в форме огненного цветка. В кожаных чехлах у пояса покоились волшебные камни болы — все двенадцать штук, что было редкостью даже для королевских заклинателей. Первым к своему трону подошел Ликир. Для верховного практика он был сравнительно молод. Беловолосому отцу-наставнику едва исполнилось сорок два года. Виман был намного старше. В начале зимы верховному привелителю стукнуло пятьдесят шесть. Два верховных нисманта застыли каждый у собственного седалища, устремив взоры к нервюрному своду, а затем жестом благословили братию.