Готамерон. Часть I
Шрифт:
В качестве второго блюда принесли бараньи ляжки с жареным луком, соленую капусту, перловый хлеб и порцию овощного салата. На десерт были пироги с лесными орехами, джем и стакан разбавленного вина. Остаток трапезы они сидели молча, слушая выразительный голос Люция, запретившего, казалось, всё на свете, за исключением хлеба и воды. После того как последний кусок пирога был уничтожен братией, мастер Ликир вознес хвальбу Нисмассу и его дочери Нигме за прекрасный обед и в сопровождении вереницы нисмантов покинул зал. Следом за ним к выходу потянулись и прислушники. Выстроившись в
Решив выиграть время, Верф, Дольф и Уотт незаметно отделились от толпы и прошмыгнули на кухню, откуда спустились в подвальный коридор. Скрипторий располагался на втором ярусе, прямо под травным двориком. Чтобы попасть туда им пришлось снова подняться наверх и пройти под арочной колоннадой в сторону башни, где находился спуск.
Едва очутившись напротив арки, они услышали внизу на лестнице тяжелую поступь. Верф среагировал первым. Схватив братьев за пояса, он утянул обоих в сад, туда, где росли кусты шиповника. Одновременно с этим в темном провале проступили очертания фигуры архивариуса. Смуглый громила шести футов росту проследовал мимо, держа руки в безразмерных рукавах тяжелой велюровой мантии. Его медвежья поступь еще долго гремела позади, пока они спускались вниз по винтовой лестнице.
— Днем, кроме фанатика Эдвина, здесь никого нет, — произнес Дольф, вышагивая первым. — Надеюсь, он нас не выдаст.
— Эдвин мой друг и наш брат, — отозвался Уотт. — Можешь быть уверен, он нас не выдаст.
— Не понимаю, как этот чудак соглашается изо дня в день торчать на таком холоде.
— Он добрый человек, а вовсе не чудак. Вера дает ему силы противостоять соблазнам и лишениям, — строго констатировал толстый прислушник. — Боевой молот и реликвии Октавиона — часть нашей истории. Охранять их большая честь.
— Хорошо. Это его право — тратить жизнь, карауля молоток и куски железа, — через плечо бросил темноволосый паренек.
— Иного ответа я от тебя и не ожидал, брат мой. Грех осуждать того, кто прожил семнадцать лет без ума в голове.
— Раз уж ты такой взрослый, умник, то отгадай загадку. Что для отшельника слаще: переспелый виноград или созревшая девственница?
— Довольно этой ереси, Дольф! Помолчите оба, — одернул спорщиков Верф. — Кроме Пелкора тут мог быть кто-то еще из мастеров.
Преодолев вереницу ступеней, они спустились на первый ярус, а оттуда по прямому коридору прокрались к новой лестнице. Попав на второй ярус, прислушники очутились под башней. В широком тоннеле у входа пылали факелы. Поблизости за поворотом находился алтарь с артефактами и дверь в сокровищницу. Зала с книгами располагалась дальше за старой алхимической лабораторией мастера Павиана в глубине подземелья.
Вход в скрипторий был свободен. Ни тебе дверей, ни решеток, ни магических барьеров. С давних пор в кеновии господствовал дух равенства и доверия. Замков не было ни на одной двери за исключением библиотеки, винного погреба, склада с едой и сокровищницы. Даже дверь в покои Вимана была отворена, чтобы братия чаще могла видеть своего аббата.
Верф первым заглянул под арку, за которой начиналось пространство скриптория. Продолговатое помещение, уставленное книжными стеллажами, читальными кафедрами и столами, хранило тишь и полумрак. Сложенные из черного камня стены были едва различимы
Среди всего этого царства пыли, бумаги и мрака не было и намека на недавнее присутствие человека. Последние пятнадцать лет скрипторием пользовались редко, из-за чего шутники вроде Дольфа придумали ему новое название — «Крипторий». В нынешнем году только двенадцать прислушников охотно обучались по вечерам чтению и письму, а школяров извне приводили сюда один раз в неделю. В остальное же время, кроме архивариуса и некоторых нисмантов, людей здесь не было вовсе.
Махнув рукой братьям, Верф направился к стеллажу, на который указал Уотт. Здесь же у стены стояла металлическая сфера, составленная из множества колец разной толщины. Проведя рукой по одному из острых обручей магического агрегата, который нисманты называли алмеляриумом, Верф обошел его и взял спрятанную за ним лестницу. По ней он забрался наверх и достал с полки увесистый том в золотом переплете.
— Вы читайте, а я встану у входа. На всякий случай, — произнес Уотт, возвращаясь к арке.
Верф и Дольф аккуратно установили книгу на кафедре и сняли тугие замки, предохранявшие страницы фолианта от вспучивания.
— Если что, спрячемся в углу за стеллажами, — произнес Дольф, указав на противоположный конец скриптория, где на стене сиял одинокий масляный светильник.
Пока он переворачивал страницы, паренек отошел к дальнему столу и принес огромную читальную лампу с овальным сосудом, в котором густилась янтарная жидкость. Теперь света было предостаточно, чтобы видеть текст.
— Этот Герхард, судя по всему, не знал, что такое алфавит, — негодующе покачал головой Верф, перебирая страницы. — Э-хе-хе! Тут все в кучу. «Снорлинг» рядом с «Герконом»; «Тролль» рядом с «Дукером»!
— Так ищи по картинке, — предложил Дольф, нервно барабаня пальцами по столу.
— Это называется иллюстрация, брат.
— И не умничай!
Время поджимало, и Верф стал аккуратно перелистывать пожелтевшие страницы, бегло осматривая изображения диковинных существ. Иллюстрации были забраны в голубые рамки, обведенные золотистыми линиями. Текст к ним всегда начинался с вычурной буквицы. Повсюду господствовала растительная вязь, бутоны роз и цветы аканта. Волнистые линии, подобно вьющимся растениям, переползали со страницы на страницу, опутывая целые предложения и вплетаясь в поля.
— Какая красивая книга, — восторженно прошептал Дольф. — Странно, что ее здесь забыли.
— Вот он! — воскликнул Верф так громко, что Уотту, стоявшему на страже возле арки, пришлось на него шикнуть.
Оба прислушника устремили взоры на грозное каменное изваяние. На иллюстрации был изображен каменный мужчина с прямой бородой и огромными кулачищами. Неизвестный художник показал его рослым и крепким великаном, возвышавшимся над полем боя.
— Э, нет, брат, — запротестовал Дольф, ткнув пальцем в заглавие страницы. — Это же Ниргалион. Тот самый каменный громила, которого предок Ремана сразил боевым молотом. Этот урод был в единственном экземпляре и, если мне не изменяет память, останки его пустили на строительство каминов в замке Борфорда.