Готическая коллекция
Шрифт:
Катя невольно проследила, куда был направлен в этот момент ее взгляд — на Чайкина. Тот сидел и пил пиво. Дергачев сидел рядом, ссутулившись, тяжело облокотившись на стол.
— Юноша страдал от жажды и холода. Он был совершенно голый. Кожа его была гладкая и загорелая, тело сильное и мускулистое, и на нем не было рыбьей чешуи. И Агнетте, которая была невинной девушкой, ощутила, как лицо ее пылает от стыда, потому что она еще ни разу не видела обнаженного мужчины. И почувствовала она, что сердце ее рвется на части от жалости и сострадания. Водяной попросил у нее напиться, и она принесла ему воды в ладонях. Он коснулся ее рук губами и назвал ее по
Но, побыв на земле, вдохнув аромат весенних цветов и трав, Агнетте не захотелось возвращаться на дно залива. Водяной ждал ее до заката. А когда последний луч солнца погас, он поднялся на поверхность и вышел прямо возле ступеней церкви из нашего черного пруда — «Водяной поднялся на свет — до церкви оставил мокрый след». Кто из жителей его видел, тот с криками ужаса бежал прочь, потому что вид Водяного на этот раз был ужасен, как вид покойника, много месяцев пролежавшего в воде. Сгнившая плоть клочьями сходила с его тела, и клочьями же падала на землю с его рыбьего хвоста сгнившая чешуя. И вот такой жуткий и безобразный Водяной вошел в церковь и потребовал Агнетте назад. Но она, потрясенная его видом, закричала: «Нет, убирайся в свой проклятый пруд, урод! Никогда не вернусь я к такому чудовищу!» Но Водяной сказал: «Ты жена мне, Агнетте, ты родила мне семерых детей, как же нам быть с ними?» И Агнетте крикнула: «Ты троих заберешь, я возьму четверых — пусть им родной будет земля». Но он покачал безобразной жабьей головой своей: «Нет, я троих заберу, и троих я отдам, но, сокровище честно деля, мы седьмого должны разрубить пополам».
В ту ночь никто из жителей поселка не спал, в домах жгли огни до рассвета и молились, а на заре черный пруд забурлил, вода его покраснела от крови, и со дна всплыло искалеченное, изуродованное тело ребенка — седьмой, самой младшей дочери Агнетте и Водяного. И Агнетте страшно закричала и бросилась в море с высокой дюны, а жители Пилькоппена, потрясенные таким злодейством, кинулись к своим лодкам.
Сразу несколько десятков рыбачьих шхун вышли в море и залив. Даже в пруд забросили десяток сетей, чтобы снова изловить Водяного и сжечь его на костре.
Но Водяного так и не поймали. В одну из сетей попался только его серебряный плащ, полный рыбьей чешуи. Рыбаки привезли плащ на берег, и, когда развернули, чешуя, подхваченная ветром, разлетелась во все стороны, а с ней в Пилькоппен и окрестные поселки пришла чума. Это была месть Водяного. Много народа умерло от болезни, чума свирепствовала на косе два долгих года, и на старом немецком кладбище у шоссе до сих пор можно еще встретить могилы, где стоят одни и те же даты 1709 и 1710 годы. Так что ошибиться, кто лежит под теми плитами, нельзя.
Юлия умолкла. В баре тоже все молчали.
Мещерский первым нарушил эту странную хрупкую тишину:
— Юленька, оказывается, вы прекрасный рассказчик.
Кравченко
— Я прежде думала, нам с Ильей эта история пригодится для нашего бизнеса, — Юлия невесело усмехнулась. — Мы ведь даже вывеску хотели сначала сделать тут "Отель «У Водяного». Но потом как-то передумали… Я ведь в этих краях не чужая. Все детство мое прошло здесь, на косе. У меня тут тетка родная жила с мужем, они на консервной фабрике работали, так что…
Литовцев тут до перестройки немало жило. Сейчас все за шлагбаум, в Ниду, перебрались, а прежде… Они много чего порассказывали. Вздор, конечно, глупости. Но мы с Ильей все же решили, зачем местных гусей дразнить? И сменили вывеску на ту, что сейчас.
Хотя в этом дурацком «Пане» гораздо меньше колорита.
— А что, значит, это еще не конец? У истории про Водяного есть продолжение? — спросила Катя.
Глава 18
ВОДЯНОЙ — ВЕРСИЯ ВТОРАЯ
— Это конец легенды. Но, кроме сказок, рассказывают также и о весьма реальных и довольно загадочных событиях, порой случавшихся в этих местах в прошлые годы, ну еще при немцах, — неожиданно подал голос Базис.
Все взоры тут же устремились на него. Катя заметила, что и Чайкин слушает теперь с любопытством. Но Базис не стал торопиться. Подлил из кофеварки горячего кофе Линку.
— И какие же это реальные события, Илья? — тревожно спросил Мещерский.
— А такие, что были случаи, когда тут при весьма странных обстоятельствах пропадали дети, подростки.
Некоторых так больше и не видели. А некоторых потом находили мертвыми, и всегда непременно возле воды или в воде.
— Ты-то, ну ты-то откуда про все это знаешь? — спросил Кравченко. — Ты же нездешний…
— я тут живу уже шесть лет. Пока мы тут строились с Юлей, много чего наслушались. Жена вон вам сказку рассказала, а я факты приведу. Например, еще в начале века, когда в соседней литовской Ниде обосновалась колония художников из Кенигсбергской художественной академии…
— Ну, про художников-то ты откуда знаешь, Илюха? — снова не выдержал Кравченко.
— Тихо ты, — зашипела Катя. — Дай послушать, интересно! Илья, дорогой, продолжайте, пожалуйста.
— Сюда на косу многие известные художники немецкие, между прочим, любили приезжать, работали здесь. Приезжали писать этюды, многие на летний сезон привозили свои семьи, снимали в Ниде, в Росситене, в Пилькоппене дома. Сначала все вроде бы шло хорошо, колония процветала. Но потом вдруг случилось несчастье. Пропала десятилетняя дочка одного из художников. А спустя три недели пропала еще одна девочка, четырнадцати лет. Она отправилась на велосипеде из Росситена в Ниду на субботние танцы. Велосипед ее потом нашли в дюнах, недалеко от пляжа.
А тело спустя некоторое время шторм выбросил на берег.
— Она что же, утонула? — спросил Мещерский.
— Говорили, вроде бы утонула. Про нашу Дашу Нефедову, между прочим, тоже сначала говорили: уехала.
Потом: утонула. А когда после шторма на труп ее наткнулись и увидели своими глазами, что с ее телом сделали, то…
— Ты собираешься провести какие-то параллели с событиями почти столетней давности? — спросил Мещерский.
— Никаких я параллелей не провожу, — усмехнулся Базис. — Вы же о продолжении истории спрашивали.