Говорящая с Нами
Шрифт:
Но ничего не происходило, и он, наконец, оставил девушку в покое.
«-И что дальше?» — возник вопрос на рассыпанной муке.
— А дальше – ждать. – Деловито пояснил Мэтью. – У бабки даже заметка на этот случай есть: до трёх дней. То есть, если за три дня ничего не изменится, всё дальнейшее бесполезно.
Джозеф нахмурился.
«-Может, всё же попытаться отнести её в больницу?»
— Тебе вообще-то пора идти, призрак. – Продолжил охотник. – Спасибо за помощь и всё такое, но дальше я сам. Прости, но я не питаю к потустороннему никаких тёплых чувств, поэтому…
«-Я остаюсь»
—
Тишина.
— Каспер?…
Тишина.
Мэтью, недоверчиво оглянувшись вокруг себя, достал из потёртой кожаной мужской сумки Гауссметр. Включил, поводил им из стороны в сторону.
— Ну, ладно. – Выключая прибор, недоверчиво проговорил он. – Поверю тебе на слово.
* * *
Ночь приближалась к деревне, и здесь, на самом её краю, особо жутким казался темнеющий лес на фоне антрацитовых сумерек умирающего дня.
Мистер Клабан вышел из дома совсем ненадолго, вернее, дальше двери он не ушёл, замерев в её проёме, чтобы взглянуть в лицо своей тревоге, что пугающе обживалась внутри его сердца.
Лора в себя не приходила, но мысли о плохом он старался гнать прочь. В конце концов, в запасе у них имелось ещё три дня, и Мэтью своими глазами не раз наблюдал, как работает «бабкино зелье». В его детстве таких чудес было пруд пруди, и очередь пострадавших и просто болящих к двери этой самой лачуги не иссякала. Бабка не отказывала. Никому. Она порой бросала свои дела, будь то пироги или что иное, и спешила на помощь. Мальчик же, хотел он того или нет, служил ей подмастерьем – принести или собрать в лесу нужные травы, набрать в колодце воды, измельчить ингредиенты в труху… В общем-то, так он и научился этой премудрости — от скуки и безделья, нежели желая перенять лекарский опыт своей бабушки.
И, как оказалось, совсем не зря.
К вечеру повреждённая рука разболелась так, что впору было пить обезболивающие. Размотав бинт, мистер Клабан понял, что дело плохо – конечность раздуло, она отекла и приобрела фиолетовый оттенок. К тому же, чувство жжения, которого он раньше просто не замечал, начало настолько раздражать руку, что просто невозможно стало его игнорировать.
Вытащив из своих запасов антибиотик и маленький тонкий шприц, он развёл содержимое бутылочки водой для инъекций, и вколол лекарство себе в плечо, болезненно морщась.
Потом, подумав, он развёл обычную поваренную соль в тёплой воде в тазу, и окунул в неё больную руку.
После враз усилившейся боли, стало легче. И Мэтью туго замотал руку чистым бинтом, собираясь ложиться спать. Но вначале он должен был ещё разок проверить Лору.
Девушка была бледна, хоть и дышала мерно, но лежала не шевелясь, точно мёртвая. Её тёмные волосы только добавляли контраста с нездоровой белизной кожи, а маленькая венка на шее ровно пульсировала.
Охотник, как завороженный, долго смотрел на неё, а потом прилёг рядом, коснувшись здоровой правой рукой её холодной ладони.
— Надеюсь, ты не бросишь меня, кукла. – Вдруг прошептал он, нервно всхлипнув. – Я ведь никому, никогда в жизни не был нужен. Никому и никогда. Слышишь? Нет? Ну и хорошо. Иначе бы я молчал.
Клабан покрутил головой,
— Знаешь, за что я их так ненавижу? Призраков… Они лишили меня матери. Да, кукла, ты не ослышалась… Мой отец был охотником. Он промышлял своим мастерством, как я сейчас. За деньги, конечно же. Это искусство передавалось в нашей семье от поколения к поколению, и я не считаю это зазорным занятием – помогать заблудшим душам с миром уходить на тот свет. Особенно тем, кто туда не слишком стремится…
Он усмехнулся сам с собой.
— Да, эти твари порой так опасны, так беспощадны, что и нам приходится быть жестокими по отношению к ним. Но я отвлёкся. Однажды мой отец выслеживал древнего призрака, и уже не первый месяц этот гад морочил ему мозги своими каверзными штучками, но в ловушки не попадался. Отец был в бешенстве, впервые ему так не везло, и одержимость стала его не вторым – первым именем! Он перестал есть и спать, все его разговоры сводились лишь к этому бестелесному, и делом принципа стало поймать его любой ценой. Можно сказать, он помешался на этом, и, в конце концов, сошёл с ума. Знаешь, что он сделал, кукла? Как-то раз он принял мою мать за того призрака. И тогда он схватил нож – первое, что попалось ему под руку, и полосовал её до тех пор, пока…
Теперь видишь, кукла?! Видишь, до чего они довели мою семью?
После меня отправили жить сюда, к моей бабке. Да, чёрт возьми, я вырос в этом самом доме, и сейчас он принадлежит мне. Но я всем говорю, что снимаю его у лесника… Хах, я готов забыть о своём прошлом, лишь бы не вспоминать того, что мне пришлось пережить. В конце концов, я вернулся домой. В город. Где меня звали не иначе как «деревенщина». Да, не хватало манер и образования, и я уже не мог быть «своим».
Хочешь знать, сколько у меня было женщин, кукла? Много. Очень много, когда у меня были деньги. А после я оставался один, до следующего барыша. И так до тех пор, пока меня не занесло сюда вновь. И всё это благодаря тебе, теперь я это понимаю. Ты нужна мне, слышишь? Не смей меня бросать…
* * *
Первые лучи утреннего светила ласково коснулись закрытых век девушки, наполняя их теплом, пробуждая. Лора открыла глаза, не сразу осознав, где она находится и что с ней произошло. Желание подняться отдалось болью в затылке и слабостью во всём теле. Девушка слабо зашевелилась, застонав.
Заспанное лицо Мэтью Клабана тут же выросло перед ней бледным пятном.
— Очнулась… жива… — Забормотал он. – Стоп, девочка! Как ты себя чувствуешь?! Наверное, ужасно! Чего молчишь? Ты хоть помнишь, как тебя зовут?
Он наконец-таки замолчал, вопросительно уставившись на неё, и у девушки появилась возможность ответить:
— Конечно, помню. Моё имя – Лорейн Шерли…
Глава восьмая. Пробуждение.
— Ну, точно, тронулась. Окончательно. – Заключил Мэтью Клабан, сделав кислую мину. – Плохи наши дела, кукла…
Но та даже не взглянула в его сторону. Взгляд девушки устремился в пустоту рядом с ней. Вернее, для охотника там была пустота, для неё же – вполне материальный мужчина, к которому, однако, нельзя было просто так прикоснуться.