Грабители (Тени войны - 12)

Орлов Алекс

От тупой безысходности они совсем не промахивались, и фехтовальные машины опрокидывались одна за другой, сминая собственную пехоту и затрудняя дальнейшее продвижение.

Доведя вторую ракету до цели, Салли перевела огонь на наступающего противника. Вскоре ее поддержала Бони, и дела сразу пошли на лад. Не дойдя всего четырех сотен метров, противник повернул обратно.

"Если бы они знали, какой у нас боезапас, они бы так не поступили", подумала Саломея.

– Сколько у вас "железок", девочки?
– спросил Вильямс. Его голос звучал хрипло, должно быть, он кричал,

когда командовал.

– Восемьсот для пушек и одна ракета, - ответила Саломея.

– У меня - полторы тысячи и четыре штуки... И еще правая пушка заклинила. Даже не видела, кто стрелял.

– Да, не густо, - подвел полковник грустный итог.
– Однако мы их здорово напугали. Нужно ждать парламентеров.

– Может, пальнуть еще по городу?
– предложила Саломея, глядя, как разгораются подожженные "деревья". Они вспыхивали, как бенгальские огни, и одну за другой роняли омертвевшие ветви.

Основная масса дольтшпиров куда-то подавалась, а немногие оставшиеся барражировали над городом, словно выискивая свои жертвы на улицах.

– Пошли вперед, - скомандовал Вильямс.
– Надавим на них психически.

– В город нам нельзя!
– напомнила Салли.

– Мы и не пойдем. Это они пусть думают, что мы теперь попрем до победного.

75

Наступать на город по мягкой траве было одно удовольствие. "Скаут" мерно покачивался на среднем ходу, обходя корпуса фехтовальных машин, оставшиеся от неудачной контратаки гарнизона.

Саломея не в первый раз удивлялась тому, как выглядели эти подбитые машины. Их оплывшие формы и обилие мух, вьющихся вокруг останков, наводили на мысль, что эти машины были живыми. Тем не менее Саломея слишком долго имела дело с настоящим железом, чтобы не отличить живого пехотинца от механизма.

Не прошли "скауты" и половины расстояния до первых невысоких домиков, как навстречу им выехал всадник на уже знакомом ушастом лабухе. Человек ехал строго по прямой, и даже с большого расстояния было видно, что он плохо держится в седле. Судя по всему, это и был ожидаемый полковником парламентер, поскольку на его плечи была накинута белая тряпка.

Саломея и Бонн остановили роботов, а между ними встал танк с уцелевшими шестнадцатью бойцами. Самым воинственным из них выглядел Торрик. Его голова была перевязана бинтом, а чтобы не потерялась шапка, ее тоже примотали к повязке. В руках у Торрика была настоящая винтовка, однако держал он ее как лопату.

По мере приближения к роботам всадник все больше деревенел от страха, и, когда он добрался до немногочисленного, но грозного войска, язык отказывался ему повиноваться.

– Мня-я-а... дебо... ю-о-о!

Наконец ценой неимоверных усилий парламентер произнес несколько слов связно:

– Мы хотеть мир. Мы не хотеть война... Дружба... бормоту могугон Василий...

На этом все знания иностранного языка были исчерпаны, и несчастный, утерев со лба крупные капли пота, остался ждать решения своей участи. Чтобы не потерять сознание от страха, он избегал смотреть на запыленные громадины "скаутов", предпочитая разглядывать солдатские ботинки, владельцы которых с невозмутимым видом сидели на броне танка.

–

Недя мо гомутон сибу, - произнес в ответ Торрик.

Парламентер с удивлением поднял глаза, пораженный тем фактом, что кто-то из "братьев Василия" говорит на его родном языке.

– Ты говоришь на моем языке?
– спросил парламентер.

– Да, я же местный.

– Откуда ты?

– Из Урюпина, - важно ответил Торрик.
– Меня зовут достопочтимый Торрик. "Братья Василия" взяли меня с собой, чтобы я лучше донес до вас их волю.

– Что же они хотят, достопочтимый Торрик?
– спросил парламентер, решившись осторожно взглянуть на одного из стальных монстров.

Как и положено существам, пришедшим из огненных миров Одоса, стальной воин излучал жар и смоляной запах.

– Лучше не спрашивай меня, чего они хотят, потому что я едва уговорил их не пить вашу кровь.

– Пить нашу кровь?!
– испуганно переспросил парламентер, едва сдерживаясь, чтобы не дать шпоры своему сонному лабуху.

– К счастью, все обошлось. Вот это страшнейший и ужаснейший из турганов Одоса, турган Вильямс, - тут Торрик указал на полковника, и тот кивнул, сообразив, что Торрик ведет свой спектакль.

– Когда-то я, как и ты сейчас, ехал ему навстречу, оставив дома свою семью, попрощавшись с жизнью, но он оставил меня в живых, забрав себе лишь моего пестрого лабуха.

– А что он с ним сделал?

– Турган Вильямс прокусил ему голову и отсосал весь мозг, а затем отшвырнул тушу в сторону. Вот как это было...

– Ах!
– воскликнул парламентер и закачался в седле.

– Слушай, ты не слишком затянул эту комедию?
– спросил полковник, нарушив монолог Торрика.
– К тому же я не понимаю ни слова.

– Хорошо, достопочтимый сэр, я уже заканчиваю, - кивнул Торрик и, обратившись к терявшемуся в догадках парламентеру, произнес доверительным тоном: - Он потерял терпение, брат. Тебе нужно поспешить. Пусть турган Мадраху придет сюда лично, и тогда нам удастся спасти Люктинг - это я тебе обещаю.

Получив такие заверения, парламентер дал лабуху шпоры и, развернув его на месте, помчался обратно в город.

Ушастый скакун крутил головой и кусал уздечку, однако резво перебирал кривыми ногами, унося своего неловкого наездника.

Через минуту оба они скрылись за домами.

– А если он не вернется?
– сказал полковник и, повернувшись к бойцам, спросил: - Если не вернется, пойдем штурмом, братки?

– Об чем речь, сэр, - руками передавим, - заверил Вильямса рядовой Позниц, исполнявший роль командира взвода.

Чумазые солдаты с обветренными лицами и запавшими глазами заулыбались, однако их руки крепко сжимали винтовки, а опустошенное сознание не знало возврата в прошлое, ибо воспоминания хранили только тлен. Слишком мало их осталось, чтобы называться взводом, и все же слишком много, чтобы отступать назад. Любой из этих уцелевших счастливчиков готов был с честью принять смерть, потому что сюда, на Ловус, удалось захватить только две эти вещи честь и доблесть. С жизнью они уже были в разводе, и этот факт оставалось только узаконить.