Граф из Техаса

Кэрол Джерина

— Да, как идиот. Которым, вероятно, я и являюсь, если внимательно приглядеться. Люсинда, я погонщик крупного скота, а не овцевод.

— Вы уже говорили об этом. И много раз.

— Но, черт побери, это же правда.

— Но ведь теперь вы знаете об овцах больше, чем прежде, не так ли?

— На данный момент — да.

— И они не так губительны для земель, как вы думали о них раньше, не правда ли?

— Я смогу ответить на этот вопрос только тогда, когда своими глазами увижу, насколько быстро восстановится трава на пастбищных землях.

— А

вообще-то они даже очаровательны, эти овцы.

— Очаровательны? — он задумчиво посмотрел на нее, размышляя о том, ощущает ли она то зловоние, какое чувствует он. Но Прескотт решил не затрагивать эту тему. Вместо этого он опять зашагал, направляясь к роще на вершине холма.

— Расскажите мне, что происходит с шерстью, когда она попадает на ткацкие фабрики в Шотландии.

— Сначала, конечно, они ее очищают. Затем красят, прядут в нитки и ткут из этих ниток шерстяные полотна. Но часть шерсти после отправки в Шотландию остается здесь.

— Вы хотите сказать, что храните ее в сарае?

— Нет, конечно, нет. В этой шерсти очень нуждаются люди, и мы не можем просто так гноить ее в сарае. Оставшаяся шерсть будет поровну разделена между фермерами-арендаторами. Ведь они пасут и содержат большую часть овец и должны получить свою долю.

— А что же они будут делать с ней?

— То же самое, что делают с шерстью ткацкие фабрики в Шотландии — очистят, спрядут ее в нитки и свяжут свитера себе и своим детям. Зимы в Корнуолле, возможно, не так суровы, как в других районах Англии, но уверяю вас, толстый шерстяной свитер в морозный день будет очень кстати.

Они взобрались на вершину холма, и Прескотт увидел внизу море, которое поразило его своей первозданной красотой. С него на берег набегали огромные волны, которые в пену разбивались о черные и серые валуны, усеявшие белый прибрежный песок. У подножия холма, на котором они стояли, Прескотт увидел ниши в каменистой поверхности, причем некоторые из них были такие глубокие, что казалось, им не было конца.

— О Боже, здесь так красиво!

— Не правда ли?

— Совсем не так, как в Техасе. По крайней мере не так, как в том районе Техаса, где я жил.

— Корнуолл не похож ни на один другой район Англии. У него своя особенная красота. Здешняя природа дикая, суровая и очень часто даже жестокая, но всегда прекрасная.

Слушая Люсинду, Прескотт подумал, что красив не только этот пейзаж. В то время, когда она восхищенно смотрела вниз на берег, где бились о валуны волны, он не менее восторженно разглядывал ее профиль, любуясь его изысканными линиями.

А увидев, как ветер раздувает ее черные волосы, пытаясь освободить их от тугого узла на затылке, Прескотт почувствовал страстное желание вынуть заколки из прически, распустить ее длинные локоны и ощутить своими руками их густоту и шелковистость.

А еще ему захотелось повернуть ее лицо к себе и вскружить себе и ей головы страстным поцелуем.

«И не думай об этом, старый развратник, — сказал он самому себе. — Такая девушка, как Люсинда, — настоящая

леди и ничуть не уступает всем этим титулованным дамам высшего общества, с которыми ты познакомился в Лондоне». Да эти жеманницы и мизинца ее не стоят! И вести себя с ней он должен как джентльмен — только вот как справиться с обуявшими его страстями?

У него, как у всякого смертного, было много грехов и слабостей. Возможно, даже больше, чем у других, особенно сейчас, когда его самой большой слабостью стала эта черноволосая сероглазая женщина, думающая о нем только как о своем друге. Или и того хуже, как об отдаленном родственнике.

— Теперь, когда вы узнали, как стригут овец, — сказала Люсинда, повернувшись к нему лицом, — возникло ли у вас желание полюбопытствовать, как этих овец «сгоняют» — я думаю, так это называется?

Ухмылка медленно расплылась на лице Прескотта.

— Я уже знаю, как это делается, дорогая. Я видел собак, которые, высунув языки, гоняются за этими глупыми созданиями.

— Вы видели?

— Да. Вчера вечером я ездил на прогулку верхом и наблюдал за ними некоторое время.

— Теперь вы собираетесь мне сказать, что и собаки вам тоже не нравятся?

— Нет, я люблю собак. У меня самого есть пара гончих дома, в Техасе. Однако они никогда не гонялись за коровами. Я бы пристрелил их, если бы они это делали.

— Тогда они домашние собачки, не так ли?

— Рэб и Олд Блу — домашние собачки? — он захохотал. — Они пару раз пытались стать домашними, но кот тетушки Эмми не впустил их в дом. Нет, Рэб и Олд Блу зарабатывают себе на жизнь по-своему. Это лучшая пара охотничьих собак в Вако. Они могут почуять перепелов за несколько футов от гнезда, прежде, чем птицы услышат их приближение. Частенько я видел, как они очень тихо подкрадывались к гнезду, и потом стояли там, выжидая пока я подойду на оружейный выстрел.

Интонация его голоса вместе с задумчивым выражением лица и отрешенным взглядом сказали ей о многом.

— Вы скучаете по всему этому, не правда ли? — спросила она.

— По охоте на перепелов с Рэбом и Олд Блу?

— Нет, по Техасу. По дому.

Он потер переносицу, сдвинув со лба на затылок свою широкополую шляпу.

— Черт побери, я был бы последним лжецом, сказав, что нет. Да, я скучаю по дому. До встречи с Генри я выезжал из Техаса только в Луизиану, да и то единственный раз, чтобы навестить своих родственников. Старшая дочка моей тетушки Эмми со своей семьей живет вблизи Батон Руж.

— Расскажите мне о них.

— О, вам неинтересно будет слушать об этом.

— Это почему же? Они и мои… родственники тоже, не так ли?

— Ах, да. Я совсем забыл. Хорошо, что вы напомнили мне об этом.

— Тогда расскажите мне о них. Как ее имя?

— Старшей дочери тетушки Эмми?

Люсинда кивнула.

— Френсис.

— И она замужем, живет с семьей, вы сказали?

— Да. Завела себе мужа и четырех детей. Теперь со дня на день она может стать бабушкой.

— Тогда она старше вас?