Граф из Техаса

Кэрол Джерина

Но, как всегда, холодный, здравый ум восторжествовал, и Люсинда отбросила эти мысли в сторону. Мечтать о Прескотте таким образом — полный абсурд. И к тому же опасный. Это могло закончиться лишь душевной пустотой да болью в сердце. Прескотт никогда не станет для нее больше, чем просто другом.

Темная ночь уже опустилась на землю, когда они проехали через крошечную деревушку неподалеку от Сент Кеверна и начали последний этап своего путешествия к домику Люсинды.

— Вы сможете сами найти дорогу к замку? — спросила она.

— Ну,

если я даже потеряюсь, переночую где-нибудь в лугах и пойду домой, когда рассветет.

— Вы будете спать под открытым небом?

— Конечно. Почему бы и нет? Мне это не в диковинку.

— Но похоже на то, что к утру будет дождь. Я видела, как вечером собирались тучи.

— Дождь, туман — это не имеет для меня никакого значения. Однажды мне пришлось ночевать в степи в снежный буран. Сказать вам по правде, в наших районах Техаса почти не бывает подобных бурь. Но в тот год стояла ужасная погода. Я сгонял отбившихся от стада коров на дальнее западное пастбище миль за двадцать, а может и дальше от загона в Трипле, когда налетел вихрь. Он засыпал все снегом с такой силой и скоростью, что… — Прескотт вдруг резко остановил коня и втянул носом воздух. — Вы чувствуете запах дыма?

Люсинда насторожилась.

— Да. Интересно, откуда он идет?

— Скорее всего, от одного из домов ваших соседей. В такую прохладную ночь, как сегодня, большое бушующее пламя может показаться даже уютным, не так ли?

Он ощутил, как она замерла в напряжении:

— Что случилось?

— У меня нет соседей, Прескотт, во всяком случае живущих так близко от меня, чтобы я могла почувствовать запах дыма от их пожара.

— Так, может быть, это горит ваш дом?

— Я не знаю, как бы это могло случиться. Уходя, я не оставляла очаг горящим!

— Вы уверены? Вы ведь разводили огонь, чтобы приготовить кексы, которые мы с вами ели.

— Но угли уже потухли, когда мы поехали искать Эмерсона.

Предчувствуя худшее, Прескотт пришпорил лошадь, и животное с трусцы перешло на быстрый галоп. Несмотря на темноту, они преодолели довольно большое расстояние по незнакомой дороге без единого происшествия. Выехав из-за последнего поворота, они увидели перед собой зарево пожара.

— Боже всевышний, похоже, это горит ваш дом!

— Нет! Этого не может быть!

Прежде чем Прескотт успел открыть рот и возразить, Люсинда спрыгнула с коня, споткнулась и упала, но поднялась и быстро побежала к горящему домику.

— Черт побери, Люсинда, вернитесь!

Пришпорив лошадь, он поскакал за девушкой, но нагнал только тогда, когда она уже подбежала к калитке сада.

Соскочив с коня, он обхватил ее рукой за талию и остановил прежде, чем она смогла сделать совершенно безумный шаг.

— Вам нельзя идти туда.

— Я должна. Это мой дом. Все, что у меня есть…

— В этом мире нет ничего дороже жизни, Люсинда. Вы слышите? Ничего! Посмотрите на этот дом. Там настоящее

пекло. Вы моментально превратитесь в пепел, как только переступите через порог.

— О Боже мой!

Отчаянно рыдая, она повернулась и уткнулась лицом в его рубашку.

Минуты, в которые огонь уничтожал уютный домик Люсинды, показались Прескотту вечностью. Он стоял и смотрел, как красные языки пламени с треском прорвались через соломенную крышу, осветив все вокруг. Он вздрогнул и отвернул голову, когда взорвались окна, посылая во все стороны тысячи крошечных осколков. С болью в сердце он видел, как погибает ее маленький садик, и прекрасные цветы никнут, умирая от страшного жара. Боже, как ему хотелось облегчить ее боль, ее страдания!

Но понимая, что спасти дом невозможно, он только все крепче сжимал Люсинду в своих объятиях, нашептывая на ухо слова утешения и сострадания. Она больше не рвалась и не делала попыток освободиться, а наоборот, затихла в его сильных руках. В его объятиях — единственном убежище, которое осталось для нее в мире, — она оплакивала гибель самого дорогого, что у нее было.

Люсинда слышала, как, оглушительно треща, валятся балки с потолка, как разбиваются стекла, как гибнет ее дом и ее сад, но не оборачивалась.

И только когда улеглось бушующее пламя и стало слышно лишь потрескивание огня на угасающем пепле, она повернула голову. Но при виде своего сгоревшего дотла дома слезы опять появились на глазах Люсинды.

— О Боже, Прескотт.

— Ш-ш-ш, — сказал он, гладя ее по голове. — Все будет хорошо, дорогая. Все будет хорошо. Главное, вы живы и здоровы. Остальное не имеет значения.

— Но что я буду делать? Это был мой дом, мой единственный дом. Мне больше некуда идти.

— К черту, Люсинда, у вас есть второй дом.

— Где?

— В Рейвенс Лэйере, конечно. Вы можете переселиться и жить там.

— Жить там? — трагическая потеря своего дома казалась незначительной по сравнению с опасностью его предложения. — Я не могу этого сделать.

— Дорогая, в такую трудную минуту, как сейчас, семья должна объединять усилия. А так как я, по-видимому, единственный, кто остался из вашей семьи, мой долг позаботиться о вас.

— Но я не могу…

— К черту, можете. И будете жить в моем доме.

— Прескотт, вы не понимаете. Люди в деревне склонны…

— Сплетничать? Так предоставьте им такую возможность. Черт возьми, пусть себе сплетничают вдоволь. Мне все равно. Возможно, появится еще больше сплетен, если я оставлю вас здесь на произвол судьбы. Так или иначе, а разговоров о сегодняшнем происшествии будет и без того достаточно.

— Разговоров? О нас с вами?

— Нет, о том как возник этот пожар. У меня есть предчувствие, что это произошло совсем не случайно.

— Но кто мог умышленно поджечь мой дом? У меня нет врагов.

— Зато после сегодняшнего вечера они есть у меня.