Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Итенберг Борис Самуилович

Доказывая Александру II необходимость привлечения общественных представителей к управлению, Лорис-Меликов говорил о тех преимуществах и выгодах, которые эта мера принесет власти и обществу. На совещании 8 марта 1881 г. представители либеральной администрации в основном вынуждены были опровергать неконституционный характер проекта министра внутренних дел и доказывать его полную совместимость с самодержавием, на ограничение которого он не покушается. «Предполагаемая мера далека очень от конституции, — говорил П.А. Валуев, выступавший вслед за С.Г. Строгановым, — она имеет целью справляться с мнением и взглядами людей, знающих более, чем мы, живущие в Петербурге, истинные потребности страны и ее населения». Валуев напомнил, что именно он явился инициатором подобного предложения в 1863 г. в иной форме⁴⁹⁷. «Не о конституции идет у нас речь, — убеждал Александра III и военный министр. — Нет ее и тени». По его словам, в преддверии законодательных трудов по окончанию

сенаторских ревизий «для успеха дела необходимо сообразить их всесторонне, т. е. не с канцелярской только или бюрократической точки зрения». Ввиду этого Милютин заявлял о своей горячей поддержке предложений графа Лорис-Меликова⁴⁹⁸. А.А. Абаза опровергал Макова, углядевшего в этих предложениях мысль об ограничении самодержавия. Он выступил вторично после обвинительной речи Победоносцева, защищая от его нападок реформы 60-х гг., утверждая, что не они породили крамолу и цареубийство, а их незавершенность. Министр финансов подчеркнул необходимость предлагаемой Лорис-Меликовым меры для задуманных реформ в области финансов. В итоге дискуссии решено было проект не отвергать, а вернуться к его обсуждению в Комитете министров.

Кроме наиболее активно отстаивавших проект Лорис-Меликова, Д.А. Милютина, А.А. Абазы и П.А. Валуева, его поддержали Д.М. (Вольский, А.А. Сабуров, Д.Н. Набоков, великие князья Константин Николаевич и Владимир Александрович, то есть абсолютное большинство. Против проекта высказалось четверо (Победоносцев, Строганов, Маков и Посьет). Воздержались от оценки предложений министра внутренних дел великий князь Михаил Николаевич, принц Ольденбургский, князь С.Н. Урусов и светлейший князь А.А. Ливен. По-видимому, примерно такой расклад сил на совещании имел в виду Михаил Та-риелович, подсчитывая своих сторонников и противников на совещании Совета министров, и численное соотношение тех и других его явно успокаивало. Однако ход заседания, в ходе которого скупыми репликами император достаточно ясно обозначил свою позицию, заставлял о многом задуматься. Набравшие большинство голосов победителями себя не чувствовали. «Мы вышли из зала совещания в угнетенном состоянии духа и нервном раздражении», — признавался Д.А. Милютин⁴⁹⁹. Впрочем, разнобой в восприятии итогов заседания 8 марта был большой. Великий князь Константин Николаевич остался ими доволен. П.А. Валуев оценил происходившее в Совете министров как «полный йазсо министра внутренних дел»⁵⁰⁰. Е.А. Перетц, считавший результат совещания для Лорис-Меликова «очень хорошим», а его цель «почти достигнутой», заметил, что сам Михаил Та-риелович им очень недоволен⁵⁰¹. Умевший хорошо просчитать ситуацию, граф на этот раз оказался не готов к такому исходу.

* * *

«Мартовские иды» — так образно определил П.А. Валуев в своем дневнике время вслед за совещанием Совета министров 8 марта, и роль Цезаря, погибшего от дворцового заговора, он отводил Лорис-Мелико-ву. В глазах наблюдательного царедворца тот был обречен на поражение. Однако главный противник Лорис-Меликова — К.П. Победоносцев — не мог не чувствовать, что до окончательной победы над ним дело еще далеко. После заседания 8 марта, чтобы усыпить бдительность министра внутренних дел, «душевно уважающий преданный» Константин Петрович пишет, что «ему было бы очень прискорбно», если бы его выступление оставило бы «чувство личного против него неудовольствия». Победоносцев явно заинтересован до поры сохранить добропорядочные отношения с человеком, которого характеризовал царю как «фальшивого», как «фокусника», призывая немедленно прогнать. Обязанный Лорис-Меликову и своей должностью, и членством в Комитете министров, охотно принимавший содействие диктатора своей карьере, Константин Петрович со дня гибели Александра II вел целенаправленную и настойчивую, явную и тайную подготовку отставки Лорис-Меликова. В письмах и беседах с царем он убеждал, что отказаться от Лорис-Меликова — значит отказаться от негодной, губительной для России политики, и, чем раньше сделает это царь, тем лучше.

Александр III, однако, не спешил объявить войну либеральным администраторам во главе с Лорис-Меликовым. Медлил и с традиционным для нового правителя заявлением о направлении своей политики. Оказавшись на престоле столь неожиданно (царь-отец по состоянию здоровья и возрасту мог править еще долго), он выжидал, изучая обстановку, расстановку сил в правительственных сферах, дворцовых кругах и обществе, поначалу явно преувеличивая возможности либеральной группировки. Он внимательно вслушивался 8 марта в речи тех, кто убеждал его в необходимости созыва выборных от общества якобы для содействия и укрепления власти. Он не прерывал никого из сторонников Лорис-Меликова, хотя признавался Победоносцеву, что ему было «невыносимо и странно» слушать «умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма»⁵⁰².

Обер-прокурор понуждал самодержца объявить во всеуслышание эту свою позицию, декларировать смену лорис-меликовского

курса на традиционную имперскую антиреформистскую политику. Промедление с соответствующим заявлением он воспринимал как некое слабоволие Александра Александровича, на которое жаловался в письмах к Е.Ф. Тютчевой⁵⁰³. А из Москвы раздавался окрепший голос М.Н. Каткова, вторившего призывам Константина Петровича: «Более всего требуется, чтобы показала себя государственная власть России во всей силе своей, ничем не смущенная, не расстроенная, вполне в себе уверенная». Катков призывал к «реакции», которую власть, если она «живой организм», должна проявить, чтобы «вывести дела на прямой путь, оздоровить их»⁵⁰⁴.

Победоносцев развивает колоссальную активность, добиваясь решительных действий от императора: бомбардирует царя письмами, непрерывно курсирует между Петербургом и Гатчиной, где поселился Александр III с семьей, усиливает контакты с М.Н. Катковым и ведет упорную «организационно-пропагандистскую» работу среди окружающих царя высокопоставленных чиновников и придворных. На фоне этой кипучей деятельности обер-прокурора Синода позиция Аорис-Меликова кажется пассивной, его подготовка к новому обсуждению проекта преобразований остается в тени.

На протяжении марта—апреля 1881 г. либеральная группировка не выработала ни четкой стратегии, ни действенной тактики для достижения своей цели. В дневнике Д.А. Милютина лишь 16 марта отмечено совещание либеральных соратников — первое после заседания Совета министров. Признавая, что план преобразований под угрозой, меры, нужные для его успеха, не обсуждали. Говорили лишь об уходе в отставку в случае его отклонения. Решено было «выжидать, пока не выяснится путь, который выбрал император»⁵⁰⁵. Тактика выжидания была губительной в это время для Лорис-Меликова и наиболее выгодной для непреклонных сторонников самодержавия. Последние оказались более сплоченными и активными в отстаивании своих интересов.

Что и говорить, сторонники представительного правления ведут себя весьма благородно: не подают руки Победоносцеву, готовы уйти в отставку, в случае если проект Лорис-Меликова не будет принят. Они остаются верными идее общественного представительства, но обнаруживают неспособность защитить ее от тех, кто ей угрожает. В раздумьях либеральных современников о борьбе вокруг «конституции Лорис-Меликова» проскальзывает нечто вроде сожаления, что Михаил Тариелович «между государственными людьми не стоял на той же высоте, на какой стояли его противники в области интриг». В этом готовы были усмотреть его «неподготовленность к государственной деятельности»⁵⁰⁶. Действительно, боевой генерал, с его твердыми понятиями военной чести, в политических средствах был разборчив, не прибегая к недозволенным приемам. И в этом, разумеется, не просчет, не слабость министра, а его заслуга. Плохо то, что своим противникам он не смог противопоставить ничего, кроме своей убежденности, так и не сумев выработать результативной стратегии и тактики борьбы за проект преобразований. Представ блестящим политиком в пору, когда была поддержка царя, Лорис-Меликов, лишившись ее, оказался беспомощным перед своими противниками, жаждавшими реванша.

Между тем сторонников общественного представительства, в самых разных его формах, и в «верхах» было немало. Даже такие отнюдь не либерально настроенные лица из высших аристократических кругов, как граф П.П. Шувалов или граф А.А. Бобринский, в записках, поданных после 1 марта Александру III, советовали перейти к минимальному законосовещательному и сословному представительству, понимая, что «исторический вопрос о необходимости того или иного представительства страны — созрел»⁵⁰⁷. Зная о подобных своих потенциальных союзниках, Лорис-Меликов слишком положился на их возможную поддержку, не пытаясь ее обеспечить, соор-ганизовав с целью воздействия на императора тех, кто, будучи и против революции, и против реакции, сознавал неизбежность преобразований.

Тактика выжидания привела к тому, что силы либеральной группировки стали таять на глазах, по мере того как падало могущество недавнего диктатора. Одни, уловив консервативный настрой нового царя, меняли позицию, чтобы не испортить карьеру, другие разочаровывались в способности Лорис-Меликова продвинуть свой проект, некоторых устранял сам царь.

Так, П.А. Валуева перестали приглашать на совещания, где он мог бы высказаться о близком ему проекте Лорис-Меликова. Великий князь Константин Николаевич, горячо поддерживавший предложения Лорис-Меликова на всех этапах, был отправлен в отставку и фактически изолирован от государственной деятельности. С великим князем Владимиром Александровичем, 8 марта поднявшим голос в защиту лорис-мели ко веко го проекта, Александр III провел соответствующие «политбеседы», после чего с удовлетворением сообщал Победоносцеву, что его младший брат «совершенно правильно смотрит на вещи и совершенно, как я, не допускает выборного начала»⁵⁰⁸. А либеральные министры, судя по дневнику Д.А. Милютина, лишь в конце апреля попытались заручиться поддержкой Владимира Александровича, но опоздали: он уже сделал свой выбор.