Графиня из захудалого рода
Шрифт:
– Ну, хотя бы потому, что я никогда не испытывала к тебе жалости, - улыбнулась я и первая потянулась к нему губами, ворчливо заметив сквозь счастливый мужнин стон: - Нет, ну что за мужчины пошли, а?
Впрочем, супруг нисколько не огорчился, только пробормотал, что он непременно докажет мне, что я совершенно напрасно обобщаю, сомневаясь в нём, как в мужчине. Я мысленно пообещала себе быть крайне недоверчивой к его аргументам, но вскоре позабыла о своей решимости, растворившись в нахлынувшей волне острого удовольствия.
И только спустя долгое время, когда ко мне вернулась
– Что-то случилось? – раздался сонно-тревожный голос Генриха.
– Нет, всё в порядке. Просто пить захотелось, - ответила я, постаравшись, чтобы мой голос звучал бодро.
Пожалуй, сейчас не то время, чтобы сообщать о своей безумной идее. Для начала мне стоит убедиться в том, что моё предположение – нечто большее, чем бред воспалённого сознания. Иначе лежать мне в соседней палате с Ирмой и перетукиваться через стену, рассказывая друг другу, как мы обе любим моего мужа.
Впрочем, судя по тому, как по лестнице тяжело протопали и раздался солидный басок хозяина нашего временного приюта, уже занимался рассвет, и Генрих торопливо вскочил с кровати, румян и свеж, как майская роза. Я же, мысленно проклиная тех, кто придумал ранние подъёмы, с неохотой плотно позавтракала под неодобрительное ворчание, что дилижанс ждать никого не будет.
Обратная дорога не запомнилась ничем примечательным, разве что всё тем же самым пронизывающим ветром, норовящим пробраться под мою тёплую накидку, и тревожно-ожидающим взглядом Генриха. Он понимал, что меня что-то гложет, но не мог понять, что именно, хоть я изо всех сил старалась уверять его в том, что всё просто чудесно и эта поездка сблизила нас, как никогда раньше.
Домашние встретили нас, собравшись на крыльце, словно нас не было, по меньшей мере, целый год, а не пару дней. Дитрих приплясывал от нетерпения и махал руками, рядом с ним, ловя за руку, молча стоял Герман, но было видно, что он тоже рад нас видеть. Даже экономка, с которой мы были в натянутых отношениях, достаточно искренне сказала, что рада нашему прибытию. Генерал по-прежнему радовал своим отсутствием.
– Иоганн, - обратился Генрих к лакею. – Как там себя чувствует дядюшка Отто? Нет ли у него каких-то претензий?
– Первое время господин генерал сильно гневался, - осторожно ответил лакей, из чего я сделала вывод, что претензии были, да ещё какие! – Сейчас приутих, успокоился, но по-прежнему раздражителен и гневен.
– Постой, я не совсем понимаю… ты что, действительно, посадил старика под арест? То есть, запер в собственной комнате, как преступника? – поразилась я.
– Поверь мне, преступники содержатся в куда более суровых условиях. Так что нам есть, куда стремиться, - рассеянно ответил Генрих, подхватывая завизжавшего от счастья сына на руки.
Не могу сказать, что такие методы были мне по душе, но кто я такая, чтобы судить Генриха? Учитывая, что это его деньги столь бесцеремонно воровали все
– Дорогая, ты же понимаешь, кто докладывал Ирме обо всём, что происходит в поместье?
Конечно, совсем дурой я не была, и давно предположила такую вероятность, но и в этом случае…
– Что же, милая, - Генрих игриво подул на крошечные завитки сзади на моей шее, - как по мне, так самое время навестить дядюшку. Кто знает, как он соскучился по нам за время своего вынужденного одиночества?
Глава 33
Подниматься на второй этаж было несколько боязно, что уж тут скрывать… Точнее говоря, я терялась в догадках, что ещё может придумать старик, дабы выгородить себя. Впрочем, если судить по решительному виду Генриха, то вряд ли это ему удастся сделать. Но ведь пытаться же никто не запрещает? Я издала нервный смешок и смутилась, когда мой супруг, верно оценив моё состояние растерянности, легонько сжал мою руку и улыбнулся уголками губ, стараясь сохранить приличествующее случаю постное выражение лица хотя бы в присутствии любопытно оглядывающего нас Иоганна. Хотя, даже то невинное прикосновение к моей ладони наверняка вызовет массу пересудов на кухне: подумать только, в присутствии графини хозяин не леденеет лицом и не морщится более досадливо. Как же так произошло? Заговор, наверняка, какой-то заговор!
Впрочем, не о том сейчас голова должна болеть, не о том… Генрих, стоило нам приблизиться к комнатам дядюшки Отто, сказал лакею, чтобы внесли уточнения в меню согласно нашим пожеланиям, отчего бедняга даже спал с лица, до того ему было любопытно остаться под дверью подслушивать, дабы поведать всем желающим причину заточения старика.
Однако, делать нечего и прямого приказа Иоганн ослушаться не мог, так что уныло поклонился и сообщил:
– Как прикажете, господин! Госпожа, разрешите откланяться!
Генрих, мало обращая внимания на слугу, только кивнул и загрохотал замком на двери, пропуская меня вперёд. Дед сидел в кресле посреди гостиной, полной каких-то стеклянных осколков, керамических черепков, разодранных диванных подушек и ещё чего-то, валяющегося на полу. На стене, на шёлковых обоях, красовалось огромное пятно с серо-бурыми потёками. Присмотревшись, с удовлетворением узнала в пятне ту бурду, которую наш генерал получал в качестве обеда. Однако, когда Иоганн неуверенно сообщил, что старик был недоволен и где-то даже буен, он явно деликатничал: такой бедлам просто из-за «недовольства» устроить невозможно.
– Ну, сказал же я, чтобы ты не показывался мне на глаза, мерзавец! – проскрипел старик, не соизволив обернуться.
– Дядюшка Отто! Давно не виделись! – радостно распахнув объятия, заявил мой супруг, подарив судорожно задёргавшемуся старику широкую улыбку.
– Генрих, каков сюрприз, однако, - шустро повернувшись на своём инвалидном кресле, прошелестел дедуся и послал мне заискивающую глупую улыбку. – Госпожа графиня, вот уж не гадал, что посетите моё скромное жилище.
Мне осталось только фыркнуть и многозначительно окинуть взглядом весь бедлам.