Графиня из захудалого рода
Шрифт:
– И кто тебе это рассказал? – не смогла сдержать удивлённого возгласа я.
– Побеседовал с прислугой и гувернёром моего сына, - невесело усмехнулся Генрих, чем поразил меня до глубины души.
Чтобы он и вдруг разговоры с прислугой? Это что-то новенькое!
– Ты знаешь, каждый из них считает тебя идеальной госпожой, а твоя горничная…
– Магда, - подсказала я.
– … точно, вообще от тебя без ума. Ну, и Герман тоже. Вообще не думал, что у воспитанника дядюшки Отто есть эмоции.
– Кстати, о нём, - встрепенулась я. – Что ты знаешь о том, как он появился у генерала?
Глава 30
Мой
– Что именно тебя интересует? Я знаю Германа всю свою жизнь, мы практически ровесники, а потому росли и воспитывались вместе. Насколько я знаю, дядюшка Отто всегда хотел, чтобы его воспитанник сделал военную карьеру, да и мой отец был не против, поэтому мы упорно штудировали науки, повышали свои способности к верховой езде и навыки обращения с оружием. И спрашивал отец с нас одинаково строго. Правда, - тут мой муж криво усмехнулся, - Герману доставалось тумаков и розог куда меньше моего. Он был более усидчив и прилежен к наукам, чем я. Затем он поступил в военную академию и пути наши разошлись.
– Вот ещё один момент! – призадумалась я. – Академию он так и не закончил. В чём же причина?
Генрих равнодушно пожал плечами, ответив, что он вернулся в поместье и стал гувернёром его сына. Ах, ну да. Малышом заниматься было решительно некому – маменьку мальчика больше интересовали столичный блеск и суета, в то время, как внимание отца полностью было посвящено приятному обществу Её Высочества.
– Хотя, я думаю, что у нас есть источник, который может дать тебе ответы на все интересующие вопросы. Не думаю, что дядюшка Отто будет откровенен с нами, особенно после нашей с ним беседы, но отчего бы не поинтересоваться у самого Германа?
Я пожала плечами, не горя желанием рассказать о своих подозрениях всех и вся. Пожалуй, мой отец был прав, говоря о том, что нужно искать того, кому выгодно. Так вот, выходило, что выгода у всех может быть своя, кроме моего мужа, конечно.
– Вот что! – немного подумав, решила я. – Нам стоит ещё раз посетить комнаты твоего деда и отца. Вдруг мы сможем обнаружить то, что я не рассмотрела с первого раза?
Пустующее крыло встретило нас всё той же пыльной тишиной. А комнаты деда Генриха, его жены, отца и супруги господина генерала радовали глаз общим запустением.
– Скажи, Генрих, ты никогда не задумывался о том, почему портрет восточной принцессы висит в покоях твоего деда, а не в комнатах её мужа, к примеру? – решила осторожно поинтересоваться я.
– Боюсь, что нет, - равнодушно окинув взглядом обстановку, ответил супруг. – Возможно, дело в том, что дом его брата сгорел? А принцесса Нейлинара всё же родственница? Вот и повесили, где пришлось?
– Наверняка, - буркнула я, затем, вспомнив про то, что я подозревала деда в адюльтере с той самой родственницей, поинтересовалась о его супруге.
Оказалось, что бабушка у Генриха была. Только вот не имела привычки вмешиваться в ведение домашнего хозяйства, воспитание своего сына, отца Генриха, и вообще, как-то участвовать в семейных делах, большую часть своего времени проводя в собственных покоях и занимаясь рукоделием или же делая какие-то заметки в своём дневнике.
– Вот это уже интересней! С этого момента можно поподробнее, – я подняла палец вверх, словно делать заметки было страшно весёлым и увлекательным занятием. – И где он теперь, этот дневник?
– Понятия не имею, должно быть, в её комнатах, - Генрих выглядел, как максимально усталый супруг, который покорно таскается
Комнаты покойной графини, бабушки Генриха, находились рядом с дедушкиными и выглядели… безлико. Состояли всего из двух комнат, в одной стояла довольно узкая кровать и пара стульев с жёсткими спинками. Во второй, которая, очевидно, была чем-то средним между рабочим кабинетом и гостиной, стоял стол, кресло рядом с ним и кресло-качалка с продавленной спинкой возле камина. Ни милых сердцу безделушек, подушечек и красивых ваз, которые так близки женщинам преклонного возраста. Ничего. На мой вопрос, куда всё делось, Генрих всё также прохладно ответил, что и не думал сюда заходить, а потому вся обстановка осталась в том же виде, что и при жизни графини Хельги.
Подивившись ещё немного аскетичности убранства, начали методично осматривать ящики письменного стола и прикроватные тумбочки в поисках тех самых заметок. Повезло Генриху. На его радостный вопль я выглянула из кабинета и застала его, сидящим на полу, не заботясь о чистоте собственных брюк, и счастливо потрясающим какой-то книжицей. Точнее говоря, листами, скрепленными между собой узкой атласной лентой.
– Вспомнил вдруг о том, как ты рассказывала истории про господина Шерлока Холмса, - сиял начищенной монетой Генрих, протягивая мне свёрнутые трубочкой листы. – О том, что искать нужно на самом видном месте. А что может быть виднее пола? В одном месте была небольшая ниша, я убрал пару паркетных дощечек и вот!
Да уж… от записей женщины мало что осталось. Частично они истлели от времени и чернила выцвели, кое-где были погрызены мышами или пострадали от воды. Но кое-что можно было прочесть, чем мы тут же, поднося свечи к самой бумаге, периодически ругаясь и сосредоточенно пыхтя, и занялись.
Записи на самом деле оказались чем-то вроде дневника. Во всяком случае, графиня Хельга описывала свою жизнь. Просто и без прикрас. Дело в том, что у неё не было друзей, знакомых и просто тех людей, с которыми можно было по душам поговорить. Своего мужа будущая графиня увидела в день свадьбы, и он показался ей довольно жёстким человеком. Как показала практика, первое впечатление было самое верное. Исполнив в ту же ночь супружеский долг, муж заявил ей, что будет посещать дважды в месяц для рождения ребёнка, в остальное время она может быть предоставлена сама себе и вольна заниматься у себя всем, чем только захочет.
Очень скоро выяснилось, что это самое «чем хочет» весьма ограничено представлениями самого графа о дозволенном ей. В частности, он был домоседом и домом занимался сам, гостей и шумные компании, а также поездки в столицу на дух не переносил, иногда терпя только присутствие родного младшего брата. Прислуга, видя весьма прохладное отношение супруга к своей жене, и вовсе её ни во что не ставила, не торопясь исполнять её распоряжения. Сама же молодая графиня, обладая мягким характером и некоторой робостью, со временем стала всё больше времени проводить в своих покоях, изредка спускаясь вниз, радуя своим присутствием в те моменты, когда приезжал брат мужа. Он рассказывал смешные истории из своих путешествий, часто улыбался и говорил о таких удивительных вещах, что впору диву даваться. И тогда Хельге казалось, что жизнь не так беспросветна, как она думала… она ждала возвращения своего деверя, часто вспоминала о нём, о его потрясающих историях, глазах, полных заботы и нежности… а потом Герберт женился на девушке, которую привёз из одного из своих странствий. И всё своё свободное время проводил с молодой женой в маленьком домике неподалёку от озера.