Графоманы

Хлумов Владимир

– Извините, я, может быть, слишком резко выразился.

– Вообще говоря, слишком. Там много и нормальных людей, просто некторые обращаются в профилактических целях.

– В профилактических, вы бы послушали, что он мне тут говоил?

– Так, так,так, - заинтересовался Доктор.

Толя вдруг замолчал, не зная, стоит ли пересказывать их с инженером разговор.

– Хорошо, что вы не решаетесь сходу говорить о таких личных вещых, но вы не стесняйтесь, мне можно - я добра Коле желаю.

– Он считает, все вокруг,

то есть абсолютно все - сплошная...
– Толя замялся не смея докончить.

– Мистификация, - помог Доктор.

– Да. У него страшная мысль, будто его все обманывают. Понимаете, ему кажется, что все окружающие знают что-то такое, чего ему не рассказывают. Я даже представил себе и мне тоже стало страшно. От этого точно свихнуться можно. И еще... еще он рассказал мне одну горькую историю, я, даже, не знаю могло ли такое быть.

– Про дядю и мальчика?
– не очень-то сомневаясь в ответе, спросил Доктор.

– Вы тоже знаете, - вспыхнул Толя.

– Знаю, я же работаю в психиатрической больнице. Там я и познакомился с Николаем Степановичем.

– Значит, вы все знали и не предотвратили!?
– возмутился Анатолий.

– Что?

– Да все! Доклад его например, ведь это же крах, провал!

– Провал?
– переспросил Доктор, затянулся и выпустил через нос две голубых струи.
– Да, Елена, рассказала. Нехорошо получилось. Но для него был шанс, ему так необходимо было победить - это же лучше всяких лекарств. Да кто знал, что у вас там такое зверье. Я и вас, Анатолий, специально изучал. Смотрю - мужик вроде нормальный, не заторможеннный, да и Коля все повторял, мол, там профессионалы - разберуться. Разобрались, с издевкой закончил Доктор.

– Это вы зря. Мне и самому не понравилась атмосфера, но изобретение Богдановское - бред, да и что может изобрести больной человек.

– Нет уж - позвольте, - перебил Доктор.
– Да так нас всех можно больными выставить. Ведь, у Николая Степановича десятки изобретений внедрены, а то что предрасположен - так это не он виноват. Предрасположен - не значит болен. Да некотрые навязчивые идеи посещают его, но сам же подвергал их убийственной критике. Правда, он то подверагл, а жизнь, нда... Другой бы на его месте, глаза прикрыл рукой, будто вдаль глядит, а он - нет, все выискивает pro и contra.

Доктор докурил сигарету и зажег новую. Сделал несколько затяжек, и тут же выбросил.

– Ладно, я пойду к ним. Уходите. Елена очень не в себе и черт те чего может наговорить. А это будет несправедливо - вы, Анатолий, человек хороший, только молодой.

Едва скрылся Доктор, как появилась Елена. На лестничной площадке воцарилась тягостная тишина.

– Чертовски хочется курить, - наконец сказала Елена.

Ермолаев только развел руками и преодолев робость все-таки поинтересовался:

– Как он там?

– Ничего, уже лучше.

– Что же теперь будет?

– Не знаю, на душе гадко, будто

тебя с грязью смешали, а ответить нечем, - казалось, сейчас Елкена разрыдается, - Особенно этот ваш профессор, добренький... Боже, мне его хотелось разорвать в клочья! Честное слово... Ты тоже хорош. Мог бы и вытупить. Чего испугался?

– Я не испугался, но и профессор и Николай Степанович...

– Не смей сравнивать их!
– Елена почти уже рыдала.
– Этот упырь, ведь от таких все и происходит. Я думала, хоть у вас в естественных науках полегче, там же долго врать нельзя, там же есть чем проверить. Ты должен был всать и сказать: профессор, давайте серьезно разбираться...

– Я ничего не понял...

– Видишь - не понял, а говоришь чушь. Новое всегда непонятно вначале, иначе это новое давно бы открыли.

Толя не нашел чем возразить, да и не хотел больше спорить, полагая, что это будет слишком жестоко. К тому же ее реакция... Она так переживала. В сущности, Толя даже где-то завидовал инженеру. Ему казалось, что если кто-либо за тебя так переживает и так болеет, то это уже счастье.

Они еще немного помолчали.

– Все же не надо было ему вытупать, - не выдержал Ермолаев.

– Да вы его сами тянули.

– Мы?

– Ладно, теперь уж все равно, сейчас принесу.

Елена ушла и вскоре вернулась с конвертом в руке.

– Прочти, - она протянула таинственный конверт.

Толя внимтельно рассмотрел его со всех сторон. Адрес Богданова был напечатан на машинке. Слева на конверте помещалась красочная вставка с парящим в голубом небе воздушным шаром, внизу подпись - "Летательная техника". Адрес отправителя отсутствовал. Толя достал содержимое и прочел:

"Многоуважаемый товарищ инженер Н.С.Богданов! Сообщаю, что Ваш труд "К единой теории..." попал на рецензию к профессору Суровягину. Хотя я не имею никакого отношения к этому делу и являюсь лицом незаинтересованным, считаю своим долгом сообщить нижеследующее.

Выводы Вашей несомненно интресной и многообещающей теории находятся в вопиющем противоречии с концепцией, развиваемой профессором Суровягиным, а также его сотрудником В.В. Калябиным. Концепцию эту считаю надуманной и глубоко ошибочной, а ее авторов - людьми недалекими и нечистплотными. В таких услвоиях не может быть и речи об объективной оценке Вашего труда назначенными рецензентами.

Но, я знаю, найдутся люди, способные объективно оценить научные достоинства Вашей работы. Поэтому рекомендую настоять на публичном обсуждении Вашей работы.

Содержание этого письма прошу не разглашать во избежание репрессий по моему адресу.

С глубоким уважением, Ваш друг. "

– Вы думаете это написал я?

– Нет, Коля не верил.

– Из-за этого письма он...

– Да, когда мы получили конверт, он поехал в институт, чтобы настоять на публичном обсуждении.