Гранды. Американская сефардская элита

Бирмингем Стивен

На каждом углу трехсторонней работорговли, а также на множестве других товаров, которые покупались, продавались и обменивались по пути, можно было получить значительную прибыль. Но наибольший доход приносили рабы — в среднем от 1 500 до 2 000 фунтов стерлингов прибыли с одного судна, и это в то время, когда, чтобы получить представление о сравнительных ценах, стогаллоновая бочка вина из Мадейры продавалась примерно за 6 фунтов стерлингов. В период расцвета работорговли, когда активно работал Аарон Лопес, только из штата Род-Айленд было задействовано 184 судна. В США этот показатель превышала только Южная Каролина. Это означало, что каждый день в году в Ньюпорт прибывало или отплывало невольничье судно.

Конечно, людям, владевшим рабовладельческим флотом, было проще оправдать свое диковинное занятие. Большинство владельцев никогда не поднимались на борт своих кораблей. Они никогда не видели, как разгружают невольничьи корабли, как из-под палубы

выходят больные и грязные мужчины и женщины, да и дети тоже, с посеревшими от голода и заточения черными кожами. То же самое можно сказать и об остальном коммерческом и социальном Ньюпорте. Рабство было невидимым. От рабов почти всегда избавлялись в вест-индских или южных портах. Как вспоминал Джереми Белкнап, старый житель Ньюпорта: «В этот порт приходило очень мало грузов.... Я помню один, тридцать-сорок лет назад, который состоял почти целиком из детей... Иногда суда Род-Айленда, продав основных рабов в Вест-Индии, привозили сюда для продажи остатки своего груза». Затем г-н Белкнап с тоской добавил: «С тех пор как эта торговля пришла в упадок, город Ньюпорт пришел в упадок».

Ушел из поля зрения — ушел из головы, а между тем для человека, который был капитаном рабовладельческого судна, бросившего якорь у африканского побережья и занимавшегося реальным обменом человеческих тел в обмен на бочки рома, требовался совсем другой характер.

Иного калибра был и «губернатор», управлявший прибрежным «замком», где пасли и загоняли рабов до продажи. В период расцвета работорговли XVIII века до сорока таких станций располагались вдоль так называемого Невольничьего берега — низменной дельты, протянувшейся на 700 миль между устьем реки Вольта и горами Камеруна. Сюда на 350 лет привозили тех негров, которые «считались лучшими рабами». Из сорока замков четырнадцать были английскими, три — французскими, пятнадцать — голландскими, четыре — португальскими и четыре — датскими. Но из цифр одного года торговли — 38 000 рабов, проданных англичанами, 20 000 — французами, 4 000 — голландцами, 10 000 — португальцами и 2 000 — датчанами — совершенно ясно, что более половины торговли находилось в руках англичан [7] .

7

Рабство было завезено в колонии англичанами. Англия отменила рабство несколько раньше США, в 1807 году. Первой отменила рабство Дания в 1792 году. При этом северные американские штаты, начиная с Вермонта в 1777 г. и заканчивая Нью-Джерси в 1804 г., приняли законы об отмене рабства в штатах раньше Великобритании.

Рабы доставлялись в эти крепости пешком из своих деревень, расположенных в глубине страны. На этом самом страшном этапе долгого пути, во время которого погибало больше всего людей, их пастухами почти всегда были их собственные люди. Этим людям доставались самые деморализованные должности во всей работорговле. Что касается туземного вождя, продававшего членов своего племени за бочки рома, то он был почти так же далек от смерти и мучений, как напудренные и усатые леди и джентльмены в Ньюпорте, беседующие за чашками чая, лидеры бизнеса и общества, наслаждающиеся денежными плодами операции на другом конце. Белые или черные, рабство было созданием набобов.

На африканском побережье переговоры о цене велись капитаном раба и губернатором замка. Все это было очень по-деловому, и на рынке, как и на любом другом товаре, происходили колебания. Иногда на заключение выгодной сделки уходили месяцы, но как только она заключалась, рабы с большой скоростью грузились на борт. Капитан, по какой-либо причине «потерявший» своих рабов, по понятным причинам не мог рассчитывать на очень теплый прием в Ньюпорте, поэтому о благополучии рабов заботились, но не больше, чем это было экономически целесообразно. Каюты рабов располагались в пространствах между палубами высотой от трех до трех с половиной футов. Мужчины были вытянуты на спине, в пространстве шириной 18 дюймов на человека, их лодыжки были зафиксированы цепями. Женщины и дети лежали в отдельном отсеке, в такой же тесноте, но без цепей. Путешествие через Атлантику занимало от шести до десяти недель, в зависимости от погоды. Иногда, если капитан был снисходителен, заключенным разрешалось на короткое время подняться на палубу, чтобы потренироваться и подышать свежим воздухом. Нередко в такие моменты заключенные пытались выброситься за борт в море. Несговорчивых заключенных наказывали такими причудливыми способами, как привязывали к якорным цепям кораблей и тащили за собой.

Не менее причудливые опасности подстерегали и тех, кто работал в разных точках треугольника рабства. Одна из двоюродных сестер Аарона Лопеса да Коста, помогавшая своему мужу в его делах в Кингстоне (Ямайка) и оказавшаяся в то время беременной, однажды вечером «при свечах пошла черпать ром, чтобы подделать его для воскресной продажи рабов» [8] .

Искра от ее свечи упала в высокопробный ром, и ром вместе с несчастной женщиной вспыхнул. Миссис Да Коста едва не сделала для Кингстона то, что впоследствии корова миссис О'Лири сделала для Чикаго, ведь поблизости находились «магазины рома, бренди и джина на счету», в которых хранились тысячи галлонов горючего. К счастью, «эйнжин» прибыл быстро, и пожар был потушен, хотя и слишком поздно, чтобы спасти леди.

8

Несомненно, чтобы разбавить его водой.

В этой ведущей, уважаемой, даже модной отрасли Ньюпорта молодой Аарон Лопес — предприимчивый, красивый, с темными волосами, высокими скулами, большими темными, властными глазами, маленький и жилистый — рано добился успеха. На сэкономленные во время работы у своего двоюродного брата Джейкоба Риверы гроши он уже через два года смог стать партнером в покупке судна Ann, описанного в купчей как «новая двухпалубная бригантина весом около 113 тонн... полностью готовая для африканской торговли... будет обшита дюймовыми сосновыми досками или 1/2 дюйма кедром... тент, вторая шлюпка, кают-компания, краски, стрелковое оружие, цепи и наручники [эти пункты подчеркнуты в купчей] и всякая другая мелкая утварь будут исключены и предоставлены капитаном». Даже орудия лишения свободы не были проданы владельцем [9] .

9

Здесь действовал древний талмудический принцип. На протяжении многих веков раввинат постановлял, что если еврей участвует в работорговле, то он не может опускаться ниже определенных стандартов гуманности и порядочности. Еврей мог заниматься торговлей рабами как бизнесом, как и все остальные, но он не мог участвовать в их наказании или пытках. В X веке, например, была большая мода на белокурых рабов-евнухов. Их использовали в гаремах и для гомосексуальных целей. Евреи Востока и Ближнего Востока были обеспокоены такой торговлей и обратились за советом к своим раввинам. Им было сказано, что покупать и продавать евнухов разрешается, но ни в коем случае нельзя заниматься кастрацией. Раввины сказали им: «Пусть этим занимается парень».

При весе 113 тонн длина «Энн» составляла, вероятно, около семидесяти футов — небольшое судно для такого длительного плавания, но лишь немногие невольничьи корабли были больше. Стоимость судна для Аарона Лопеса составляла «?690 стерлингов», что не составляло и половины прибыли, которую можно было получить от одного груза рабов. 27 ноября 1772 года, через девять месяцев после заказа, «Энн» стояла в гавани Ньюпорта, готовая к отплытию, а на ее палубах лежали такие грузы, как вино «Мадейра», коричневый сахар, патока, уксус, тридцать овец, тридцать девять индеек, двадцать восемь гусей, двадцать одна утка. Но самым крупным грузом, из-за которого «Энн» низко сидела на воде, были «98 бочонков и 14 ярусов рома Новой Англии», примерно 11 000 галлонов, весом более сорока тонн. Лопес бегло осмотрел свое новое судно — возможно, это был последний раз, когда он его видел, — и передал его капитану, крепкому янки по имени Уильям Эйнглиш, со следующими приказами:

Сэр:

Наш бриг «Энн», хозяином которого вы в настоящее время являетесь, нагружен и готов к выходу в море, мы приказываем вам, чтобы вы приняли первый попутный ветер и как можно лучше добрались до берегов Африки; и поскольку мы не имеем никакого мнения о торговле на наветренном побережье, мы считаем целесообразным, чтобы, как только вы закупите необходимый рис, вы без промедления отправились в Анамобоэ Роуд; Когда, угодное Богу, вы прибудете туда в целости и сохранности, превратите свой груз в хороших рабов на самых выгодных условиях; вы не можете не понимать, что пребывание на побережье в течение значительного времени связано не только с очень большими расходами, но и с большим риском для рабов, которых вы можете иметь на борту. Поэтому мы рекомендуем вам действовать быстро, даже если вы будете вынуждены давать несколько галлонов больше или меньше на каждого раба.

Очевидно, что многое зависело от надежности капитана, и невозможно сказать, скольким из этих людей удалось успешно обмануть своих хозяев. Но Эйнглиш, судя по всему, был честным человеком. В его приказе говорилось, что некий Дэвид Милл, губернатор одного из прибрежных замков, все еще должен двоюродному брату Лопеса Джейкобу Ривере «двадцать семь мужчин и тринадцать женщин-рабов» из предыдущей партии, которая прибыла с меньшим числом. Лопес утверждал, что Милл «немедленно доставит» их капитану Эйнглишу, и он был уверен в этом «благодаря универсальному характеру господина Милла». Чтобы не перепутать эти сорок штук с остальным грузом, Лопес поручил капитану «нанести на них какой-нибудь отличительный знак», «чтобы мы могли отличить их от груза».