Грани одиночества
Шрифт:
Он ворчал, что я его занянчила, но по мужчине было видно, что он очень доволен и наслаждается моей заботой. Вот и сейчас я гладила его пушистое тело, напевая незатейливую колыбельную.
— Алла, зачем ты поешь? Я ведь не собираюсь спать, да мне и не нужны песни, — с улыбкой спросил арахнид.
— Я не тебе пою, а нашему гнезду. В моем мире считают, что ребенок чувствует все эмоции родителей и за время ожидания привыкает к голосам, музыке или созерцанию прекрасного. Ты так много мне всего восхитительного показал в своем мире, а я всего-то и хочу
— Ни одна аллаида ни до, ни после проклятия не считала арахнидов своими детьми. Зачем тебе это?
— Потому, что они МОИ дети, моя плоть и кровь. И каждого рожденного из нашего гнезда я буду любить как своего ребенка, — убежденно сказала я. Сэпий сжал меня в объятиях и зарылся лицом в мои рыжие волосы.
— Спасибо, — хрипло сказал арахнид.
Любые другие слова были лишними, и мы просто наслаждались молчанием и острым щемящим чувством, которое дарит настоящая любовь.
В это время в кабинете Андариэла Нимейского
— Ваше величество, маги нашли место роения инсектоидов, но вы уверены, что нужно их сгонять с места? Ведь если гнездо Арахни погибнет, то нас больше некому будет защитить. Кроме того, они могут выбраться и на поверхность, тогда погибнет много людей, — увещевал молодого императора Томан Альвиери, советник по особо важным вопросам.
— Мне все равно, сколько людей погибнет, но эта тварь и ее тараканы ответят за мое уродство! — срываясь на совершенно неприличный визг, закричал парень. При этом вторая, не тронутая проклятьем сторона лица выглядела так же отвратительно, как и покрытая печатью.
— Это неразумно. Поймите, нам не выжить, если погибнет Сэпий или его Аллаида, — предпринял еще одну попытку образумить императора советник.
— Не тебе мне указывать, Томан. Маги вывели формулу яда, убивающего инсектоидов. Нам ничего не грозит. Исполнять! — кричал, топая ногами как ребенок, Андариэл.
— Но без инсектоидов наша планета умрет. Нельзя нарушать и без того шаткое равновесие, — молил, падая на колени, пожилой человек, но в ответ получил лишь хлесткий удар по лицу и, скрывая слезы обиды и отчаяния, ушел исполнять приказ.
Тысячу раз он пожалел, что магическая клятва обязывает его выполнять распоряжения императора — безумца, готового уничтожить весь мир из-за испорченной кожи.
Наша с Сэпием идиллия закончилась резко и трагично.
Внезапно арахнид встрепенулся, мягко отодвигая меня от себя, и собрался куда-то бежать, но был остановлен нашими няньками.
— Нельзя. Ты ничем им не поможешь, только отнимешь нашу надежду на спасение, — проскрипел самый большой воин, блокируя своим большим колючим телом проход.
— Я должен попытаться. Их там слишком много. Если мы потерям этих воинов, то новое гнездо не успеет вырасти! — рвался Сэпий, безуспешно пытаясь сдвинуть с места воина.
— Нет. Не пущу, — упорствовал Тарион (тот самый воин).
— Что происходит? Объясните
Сэпий метался по нашей зале, не произнося ни слова, но Диззи мне рассказал: по земле прошла магическая дрожь, и тысяча инсектоидов ближайшего к нам роя пробивается через один из коридоров. Уже погибло три десятка арахнидов и сметены все ловушки, но сдержать прорыв пока не получается.
Я кинулась к воину, закрывающему проход.
— Тарион, миленький, родненький, ты ведь знаешь, что я маг жизни и сильный маг. Отвези меня туда, я смогу помочь им, поверь мне! — молила я арахнида, но в ответ услышала:
— Об этом не может быть и речи, Аллаида хрупкая. Мы не станем рисковать женщиной.
— Без меня гнездо все равно уже выживет, а без вас нет. К тому же меня будешь защищать ты и другие. Я смогу. Умоляю, поверь в меня, — со слезами на глазах сказала я.
Арахнид заходил жвалами, но присел, позволяя мне залезть к нему на спину.
— Нет! Я приказываю! Нет! — кричал Сэпий, которого сдерживали трое воинов и ткачики, но было поздно: Тарион с огромной скоростью понесся по коридорам.
Я уже не боялась упасть и разбиться, единственной моей мыслью было — успеть.
Когда мы ворвались в нужный коридор, от происходящего я немного растерялась: не было криков боли, которые, по моему убеждению, должны были сопровождать это чудовищное зрелище, только стоял хруст ломаемых конечностей и скрежет зубов о панцири.
От пола до потолка пространство тоннеля было заполнено отчаянно дерущимися арахнидами и жуткими тварями. Арахниды были гораздо сильнее, кроме того имели в арсенале ядовитые жвала и жала, но инсектоидов было слишком много. Они напирали, не обращая внимания на уже погибших собратьев, и каждый десятый доставал до пауков своими не менее ядовитыми зубами, отчего и без того уставшие воины корчились от боли, но продолжали сражаться.
Я соскочила со спины Тариона и призвала силу.
Сначала привычно отозвались мои целительские способности.
Не знаю почему, но мне было важнее спасти тех, кто сражался, чем убить напирающих тварей. Однако, похоже, я только отвлекала своих друзей присутствием на поле битвы.
Трое из них погибли, пытаясь закрыть подход ко мне мелким шипастым инсектоидам. Я видела, как мерзкие существа буквально раздирают тела арахнидов на части, а благодаря своей магии и чувствовала их боль.
Вперед, на их место, бросился Тарион, сметая противников. Пока я вылечила двоих воинов, он держал оборону, сражаясь как лев, но и он не смог устоять перед напирающей стеной тварей. Как в замедленной съемке, я наблюдала сурха, выскочившего из общей хрустящей массы и вонзающегося острыми конечностями в незащищенное панцирем место.
Тарион разорвал его, но сам начал оседать, а остальные стервятники накинулись на него, полностью покрывая сильное тело своими мерзкими тушами.
Меня захлестнули гнев и отчаяние. Как и в случае с императором, я не поняла, что происходит, только в мгновение все замерло.