Грани одиночества
Шрифт:
Внезапно произошло что-то странное: раздался резкий свист и помещение заполнилось светящимися искрами.
Потом свист повторился, но с другой стороны и в другой тональности. Оторвавшись от тела любимого, я увидела, что эти резкие звуки издают гнезда, которые теперь не просто лежали, колышась от дыхания, а поднялись как гусеницы и выпускали эти странные светлячки.
Светящиеся точки стали сгущаться над телом моего любимого, образуя кокон света, а гнезда продолжали свою странную песнь, пока кокон не дрогнул и не осыпался искрами, явив моему взору то, чего мое измученное сознание уже не могло вынести,
В этот раз я очнулась от нежных поцелуев, которыми осыпали мое лицо. Весь прошедший день казался далеким и нереальным, как странный и страшный сон. От воспоминаний о нем из моих закрытых глаз полились слезы.
— Алла, любимая, не плачь. Все уже хорошо, хотя я еще сам не верю, что выжил. Открой глаза, пожалуйста, — уговаривал меня самый дорогой моему сердцу голос.
Я боялась, что, очнувшись, лишусь его, но все же открыла глаза и утонула в обеспокоенном взгляде моего Сэпия. Это был он и не он одновременно. Его лицо утратило три пары глаз, а скулы хоть и остались резкими, но были вполне человеческими, без скрытых мандибул. Это был мой мужчина — тот, который подарил мне семью.
Еще толком не опомнившись, порывисто обняла его за шею, прижимая к себе, вдыхая родной запах, зарываясь руками в мягкие, шелковистые волосы.
— Слава богам! Ты почти сутки была без сознания, мы не могли тебя разбудить, — сказал Сэпий, нежно целуя меня в губы.
— Сэпий, это правда ты? Я видела, как ты умер, а потом… я не поняла, что произошло, — сказала я, пытаясь осознать то, что случилось.
— Это называется Благословением богини, только его еще никто из арахнидов никогда не получал. По легенде, если кто-то полюбит нас так сильно, что готов будет отдать свою жизнь, то Елея — богиня любви — подарит ему возможность быть с любимой до конца ее дней. Мы думали, что это сказка, которой утешают гнездовых, хотя я и так не противился своей судьбе. Только жалел, что ты будешь страдать. Глупая, ты же чуть не умерла, вливая свои силы в мое тело, — серьезно глядя мне в глаза, сказал арахнид. — Никогда, слышишь, никогда больше не спасай меня такой ценой.
— Нет, — так же серьезно ответила я. — Если хочешь, чтобы я жила, не смей больше умирать.
В ответ на это мужчина впился в мои губы страстным поцелуем. Мы ласкали друг друга как сумасшедшие, как будто это первый и последний раз и больше ничего не будет, пока нас не прервал скрежет Диззи.
— Сэпий задушит Аллаиду. Она истощенна, а он непонятно о чем думает, — возмущался мой пушистый тень.
— Ты прав, я увлекся, — с сожалением сказал мой арахнид, отстраняясь от меня. Только тогда я осознала, что у него НОГИ, обычные человеческие конечности, и что он вообще ничем, кроме черно-золотых глаз, не отличается от человека. Я с интересом снова знакомилась со своим любимым.
— Сэпий, ты теперь человек? — не могла не спросить я.
— Нет, я не совсем человек, но внешне теперь почти не отличаюсь.
— Почти? — покраснев, спросила я.
— Глаза у меня прежние и возможности нечеловеческие, а анатомически мы теперь вполне совместимы, — с доброй улыбкой ответил он, понимая причину моего смущения.
Мужчина неуверенно встал и протянул мне руку. Я вложила свою ладонь в его, и меня проводили до ванной комнаты.
Совершив все утренние процедуры, я присоединилась
Сэпий еще не совсем привык к ровным длинным ногам и ходил неуклюже, часто спотыкаясь и бухтя про себя, как люди живут с такими неудобными конечностями, поэтому мы поехали на пауках.
Меня, как всегда, повез Форст, а Сэпий поехал на крупном воине по имени Адаин.
В хорошо освещенном зале, под мирным шумом воды, стекающей по камню, и в благоухании цветов мерно колыхались гнезда.
О том, трудном для нас дне не напоминало ничего, кроме второго гнезда. В отличие от старого, почти прозрачного, наше гнездо было ярко-синего цвета, с красивыми круглыми пятнами, напоминающими орнамент на крыльях некоторых бабочек, и еще оно было просто огромным, более чем вдвое крупнее предыдущего.
Чтобы выразить свою благодарность тем, кто вернул мне любимого, я подошла и аккуратно поцеловала сначала то, из которого появился мой арахнид, потом наше.
В ответ на мою ласку существа немного вздрагивали и, как мне показалось, довольно урчали, удивляя арахнидов, которые раньше такой самодеятельности от них не видели.
— Сэпий, а когда появятся наши дети? — спросил я, гладя их.
— Вчера появились гнездовые, а через неделю будут первые воины, — ответил мой арахнид, не скрывая своей гордости. — Хочешь на них посмотреть?
— Ты еще спрашиваешь? Конечно! — едва не подпрыгивая, сказала я.
Мы прошли в незамеченный мной ранее проход. Там на тонкой, прозрачной паутине, в окружении десятка ткачиков сидели маленькие чуда: светлые пушистые паучьи тельца размером с большую собаку переходили в детские тела.
Что меня удивило, человеческая часть их была примерно двухгодовалого ребенка. Увидев нас, они издали радостный писк и, перескакивая через своих нянек, облепили нас с Сэпием.
Я раньше никогда не испытывала таких эмоций: нежность, гордость, желание защитить от всего мира и подарить им всю себя меня просто переполняли.
Я гладила их пушистые паучьи спинки и целовала пухлые детские щечки и ручки, не в силах надышаться сладковатым ароматом моих детей. Сэпий тоже млел от возможности прикоснуться к малышам и потрепать их по вихрастым головам.
Целовать их он не стал, но и без этого было видно, как дороги ему мальчики.
— Сэпий, как их зовут? — спросила я, с любовью рассматривая рыжеволосого сына, так похожего на меня, но, к моему удивлению, он сам мне и ответил тонким детским голосом:
— У нас еще нет имени. Для нас будет честью, если его нам подарит наша Аллаида.
— Для вас я не аллаида, а мама, вы все и каждый, кто появится из нашего гнезда, — мои сыновья. А тебя я бы хотела назвать Тарионом, в честь сильного и храброго воина, который отдал жизнь, чтобы защитить меня и гнездо.
Еще троих наших сыновей я назвала в честь арахнидов, чьи неспасенные мной жизни стали голубыми жемчужинами — Равен, Сайрус и Вейс. Оставшихся назвал Сэпий: одного в честь погибшего со своим гнездом брата — Тереем, других в честь предков — Саудом и Наримом.
К моему сожалению, ни один из детей не был похож на Сэпия. Все кукольно хорошенькие, с правильными, аристократическими чертами лица, что было видно даже несмотря на детскую пухлощекость и нежность, с разных оттенков огненными волосами.