Грани одиночества
Шрифт:
Я не убила тысячу инсектоидов, просто парализовала, чувствуя, как удерживаемые мной, бьются их сердца.
— Убивайте быстрее. Долго я не удержу — прохрипела я.
Арахнидов долго уговаривать не пришлось, они черной волной разбили застывшую бурую массу тварей и пронеслись, жаля и разрывая парализованных инсектоидов.
Самое плохое, что каждую смерть я ощущала болезненным уколом или острой болью. Не знаю, сколько я терпела, но в определенный момент мой мир померк.
В себя я пришла уже в своей постели. Тело болело, как будто я без подготовки
— Они успели? У меня хватило сил их удержать? Никто больше не погиб? — первое, что спросила, когда очнулась.
— Ты удержала их до конца. Весь рой уничтожен, и остальные воины живы и поправятся, но ты не должна была собой так рисковать. Ты истратила весь свой резерв, еще немного — и ты бы умерла. Никогда так больше не делай, — нервно теребя мне руку, сказал Сэпий.
— Тарион, я не смогла… я видела… он защищал меня… — начала всхлипывать я, стараясь сдержать слезы.
Арахнид сгреб меня в объятия вместе с одеялом.
— Не плачь. Он был горд тебя защищать и жалел только о том, что не может продолжать делать это дальше, — сказал мужчина, легонько целуя меня в губы. — Я чуть с ума не сошел, пока ждал здесь. Они меня не пустили.
— Сэпий, а почему ты меня так поцеловал? Ты же говорил, что можешь меня отравить, — спросила я.
— Я слукавил. Мне казалось, что это неприятно — касаться кого-то губами. Прости, я обманул тебя, — засмущался мой арахнид.
— Это неважно. Я не спасла их. Должна была сразу понять, как остановить инсектоидов, а я… — слезы снова неудержимым потоком полились из моих глаз при воспоминании о произошедшем.
Сэпий скривился от боли и уронил меня на кровать, выгибаясь дугой.
— Сэпий! Сэпий, что с тобой?! — закричала я, кидаясь к любимому. Я сама не помню, как выпустила силу, окутывая его живительной энергией.
От перенапряжения у меня все болело, но я должна была успокоить гнездо, которое, чувствуя мои душевные муки, начало извиваться, принося арахниду боль.
Я забралась на пушистое брюшко, обняла его и начала петь, утешая себя и наше беспокойное потомство. Еще некоторое время я ощущала дрожь Сэпия, а потом уснула, прямо на нем.
Проснулась я так же на Сэпии, только укрытая моим заботливым Диззи.
Арахнид подо мной тоже спал, и, похоже, мое присутствие на большом паучьем теле ему не мешало.
Я пропустила силу через живот, удостоверившись, что с гнездом все хорошо, и аккуратно спустилась с него.
Меня мучил зверский голод, но отходить от Сэпия мне не хотелось. После его странного приступа меня одолевал страх за него и потомство, поэтому я расстелила плед прямо у лап арахнида и попросила Диззи принести что-нибудь перекусить.
Мой услужливый помощник принес целую корзину разнообразных закусок и прилег возле меня. С аппетитом умяв хлеб с мясом и овощами, я задумчиво гладила ткачика.
— Диззи, что случилось с Сэпием? Это нормально, что его мучают такие боли?
— Я не уверен. Жизнь внутри гнездового слишком разумна.
— Ты хочешь сказать, что приступ был из-за моих слез?
— Мне трудно это объяснить. Я, как и остальные, смутно чувствую его эмоции. Аллаида испытывала сильные душевные страдания, а Сэпий винил в чем-то себя, поэтому гнездо решило наказать отца и причинило ему боль. Это очень странно, раньше никогда не было такого, чтобы оно думало и принимало решения. Но самое странное, что и наше отцветшее гнездо стало мыслить, и в нем что-то зародилось, хотя меня считали последним.
— Ты хочешь сказать, что из-за меня гнезда стали другими? Я что-то не так делаю или это из-за моей магии?
— Аллаида явно на них влияет, но не магией. Вы все делаете правильно, но слишком ярко. В нашей памяти рода не было такого, чтобы нас так сильно любили. До проклятия женщины принимали гнездовых в облике людей, но не арахнидов. Для них это было почетной обязанностью, а для тебя это целая жизнь. Ты отдаешь нам все без остатка. Возможно, гнезда и раньше умели думать, просто не хотели, а сейчас хотят, — пояснил мне друг.
— Как интересно. Я могу попросить его больше не причинять боли Сэпию?
— Это не обязательно. Оно и так поняло, что неверно оценило ситуацию, и теперь жалеет.
В это время проснулся Сэпий. Оглядевшись, он нашел меня и осторожно передвинул лапами вместе с покрывалом. Как только я оказалась в пределах досягаемости, он сгреб меня в объятия и зарылся лицом в мои волосы.
— Диззи, ты слишком много болтаешь. Не мешай нашей Аллаиде спать, — ревниво сказал арахнид.
— Это я проголодалась и разбудила свою тень. Извини, что мешаю отдыхать. Да и живот, наверное, тебе отлежала.
— Наоборот, только пока ты спала на нем, гнездо не беспокоилось. Это будет большой наглостью, если я тебя попрошу и дальше отдыхать на мне? — смущаясь, спросил Сэпий.
— Нет, на тебе удобно и уютно. Если хочешь, то конечно, — сказала я и поцеловала арахнида в щеку.
Я снова забралась на пушистое брюшко и уснула.
Утром следующего дня к нам пришла делегация воинов. Они принесли мне еще две голубые жемчужины. Зная, что это чьи-то загубленные жизни, я расплакалась.
— Для каждого из нас честь быть украшением для Аллы. Вы спасли гнездо и дарите нам так много. Они умирали счастливыми, надеясь, что, как и Равен, порадуют нашу Аллаиду.
— Их спасенные жизни меня порадовали бы гораздо сильнее, но я с гордостью принимаю ваш и их дар и буду помнить, чего он стоил, — улыбаясь через слезы, сказала я.
Арахниды доложили, что обследовали покинутое место роения и уничтожили огромную кладку инсектоидов. Поскольку это был самый близкий и большой рой в окрестностях, то, что его удалось уничтожить, обеспечит относительно безопасную жизнь гнезду на десятки лет.
Если бы магическая волна не согнала роение, то после созревания кладки они все равно напали бы, только большим числом — и тогда мы могли не устоять.