GRANMA – вся ПРАВДА о Фиделе Кастро и его команде

Соколова Зоя

Ньико приятно было сознавать, что его недавняя мысль о нелегальном возвращении на Кубу совпадает с замыслами Фиделя. Но, при всей своей горячности, он сумел тогда охладить свой пыл. А теперь понял, что поступил правильно, не позволив себе, хоть и нелегально, вернуться на Кубу. Это не был страх за свою жизнь. Скорее действовал закон самосохранения во имя достижения великой цели и пришедшая не по возрасту рано мудрость: твоя жизнь принадлежит не только тебе, она нужна делу, которому ты служишь.

В письме Фиделя он увидел то, что касалось непосредственно его – разработанные в деталях рекомендации.

«2. Нужно координировать работу наших людей здесь и за границей. С этой целью тебе нужно быстрее подготовиться к поездке в Мексику и, встретившись там с Раулем Мартинесом и Лестером Родригесом,

после тщательного изучения ситуации вместе определить дальнейшую линию поведения. Следует с максимальной осторожностью относиться к любой попытке наладить контакт с другими силами, чтобы не допустить простого использования нашего имени: …потеряв свой престиж, эти силы могут запятнать любую группу, под сенью которой хотят действовать. Не допускать никакой недооценки, не идти ни на какое соглашение, если оно не зиждется на прочной и ясной основе, не обещает вероятный успех и не несет выгоды Кубе. В противном случае предпочтительнее, чтобы вы шли одни, высоко неся наше знамя, вплоть до того момента, когда выйдут из тюрьмы эти прекрасные ребята, которые очень упорно готовятся к борьбе. „В умении ждать, – говорил Марти, – заключается великий секрет успеха”.

3. Мягкие перчатки и улыбки для всех. Продолжать ту же тактику, что и на судебном процессе: защищать нашу точку зрения, не набивая шишек. Потом будет достаточно времени, чтобы раздавить разом всех тараканов. Ни из-за чего и ни из-за кого не падать духом, как в самые трудные моменты раньше. И последний совет: берегитесь зависти. Когда обладаешь такой силой и влиянием, посредственности легко находят предлог для обиды. Принимайте всякого, кто хочет помочь нам, но не доверяйте никому».

Его давняя мысль о создании надежного эмигрантского центра для координации революционных сил все более крепла, и он обсудил некоторые детали с Че Геварой. К совету Фиделя покинуть Гватемалу и выехать как можно скорее в Мексику они отнеслись с некоторой, скорее интуитивной, тревогой, но поняли, что выбора у них нет: Гватемалу надлежит покинуть, хотя поначалу казалось, что здесь они обрели по-настоящему надежное пристанище, чтобы бросить эмигрантский якорь революции.

Из письма от 8 июня (уже из Мексики) мы узнаем, что Ньико, согласно инструкции Фиделя, покинул Гватемалу. Оно вызывает интерес и подробностями его собственной жизни.

«Дорогие родители и дорогая сестра! – пишет он. – Пусть эти строки донесут до вас мое самое искреннее желание видеть вас здоровыми. И за это спасибо. Я здесь чувствую себя хорошо». Оставшаяся часть письма – личное обращение к сестре, к которой он питал не только родственные чувства, но и уважение как к соратнику по борьбе. Через нее он передает приветы и вести о себе оставшимся в Гаване друзьям и Ондине, с которой, чувствуется, его связывали не только дружеские, но и более глубокие чувства. Ньико вводит сестру в курс практически всех своих дел.

«Сегодня, 8 июня, я получил твое письмо вместе с переводом, который ты вложила. Ты даже не представляешь, какую радость доставило мне получение этих денег, которыми я могу распорядиться так, чтобы решить часть своих проблем. Они приводили меня в отчаяние. Положение мое было тяжелым.

Мне было очень больно, что ты проведала о моем тяжелом положении. Ты должна понимать, что я никому и ничего не мог сказать об этом. Ни тебе, ни моим товарищам по партии, ведь я знаю, что и ты, и они находятся в таких же условиях. Писать вам о моем положении значило вводить вас в большие затруднения, так как я знаю, что борьба, которую вы ведете с прогнившей властью на Кубе, связана с выполнением множества обязанностей. В то же время я знаю и о материальных затратах, с которыми это связано: я был в таком же положении, когда боролся на Кубе с тиранией Батисты.

Конечно, я не отрицал и не отрицаю, что приходилось и приходится преодолевать бесчисленное множество трудностей, но хочу, чтобы ты поняла, что многие товарищи, находящиеся в изгнании, живут в таких же условиях, как и я, а может быть, даже в худших. И не хватило бы ни денег, ни времени для разрешения проблем каждого из них, так как у многих из нас проблемы одни и те же.

Я бесконечно благодарен Хеорхине и Айде за то, что они для меня сделали, и прошу тебя горячо поблагодарить

их от моего имени за то, что они послали мне деньги. Скажи, что я им бесконечно благодарен, потому что, честное слово, сестра, ты не представляешь, как мне было тяжело: хозяин дома, где я живу, грозился выгнать меня со дня на день. Заложен был мой костюм, который я теперь выкупил. Это моя единственная одежда. Надеюсь также, что на эти деньги мне удастся выехать в Мексику. Того, что осталось, и того, что мне, возможно, удастся достать, должно хватить на билет, поскольку жизнь здесь становится для меня невыносимой.

Паренек, который передаст это письмо, – революционер, мой друг, не раз помогавший мне. Его зовут Оскар Поррас Морель. Служит он в правительственной авиакомпании.

Ну, ладно. Думаю, что хватит пока писать, да и не о чем больше рассказывать. Могу только повторить, что моя радость безмерна. Передай привет всем моим товарищам, обними и поцелуй папу и маму, а тебе любящий брат шлет самые теплые чувства и нежность. Антонио Лопес Фернандес, Ньико».

О многом говорит и то, что письмо подписано его личной (для особых случаев) «монограммой»: «AnFe», что значит «Antonio Fernandes».

Обратный адрес на письме прежний – Альба дель Росарио Диас, 4-я улица (а), зона № 1 – 44, Гватемала С. А.

Содержание части письма, адресованной ей лично, Ортенсия вкратце передала родителям и рассказала немного о пребывании в Гватемале Хосе Марти. А под влиянием собственных лирических ощущений – но скорее для того, чтобы отвлечь мать от тяжких дум о жизни сына на чужбине, – прочитала ей поэму о девочке из Гватемалы, которую Хосе Марти посвятил Марии Гарсии Гранадос, дочери известного в этой стране генерала, в доме которого его считали другом семьи. Мария была его ученицей, тайно влюбленной в своего учителя. Близкие ко двору люди говорили, что эта юная девочка умерла, а то и покончила с собой, узнав, что Марти женился на другой.

Консепсьон грустила и плакала. Ей ли не знать, что такое любовь, если она всю свою жизнь любит своего Хуана. И Хуан любит ее. Ей было невыносимо грустно, что такая красавица-девочка умерла от любви. Значит, думала она, никто другой ей не был нужен… Да, Хуан ее любит. Да разве были бы у нее такие чудесные дети – первенец Ньико и вот она, нежная Ортенсия— если бы Хуан ее не любил? Он сам ей говорил об этом. А он знает, что говорит. Он все знает. Они вместе уже четверть века, и сколько горя, сколько радостей они испили. И всегда вместе. Это даже не пуд соли, больше… Это, можно сказать, вся жизнь, потому что свою жизнь до встречи с Хуаном она толком уже и не помнит. А любовь Ньико к отцу только убеждает, что Хуан – самый замечательный отец. Лучше не бывает. Жизнь ее, конечно, тяжела, могла бы быть, наверное, и полегче. Но ведь у всех хороших людей жизнь нелегкая. Не одно, так другое мешает им свободно дышать. И не их вина, что на долю хороших людей выпадает в жизни столько тягот…

Порой своими размышлениями Консепсьон делилась с мужем или дочерью. Она знала, что они с уважением относятся к тому, что она говорит. Хуан даже как-то сказал ей, что она – настоящий философ. А кто они такие, эти философы, он не стал объяснять. Наверное, хорошие люди, умные. Не станет же он свою любимую жену сравнивать с кем попало. Уж в этом Консепсьон была уверена. Тревога за судьбу сына в ее душе вроде бы улеглась.

Между тем сам Ньико и его аргентинский друг без лишних задержек покинули Гватемалу. Не успели они обосноваться в Мехико, как вдогонку пришла ужасная весть. 18 июня 1954 года в Гватемалу с территории Гондураса вторглись вооруженные отряды наемников США во главе с Кастильо Арамасом. Безоружный народ, занятый подготовкой к празднованию второй годовщины принятия закона об аграрной реформе, не был готов дать отпор непрошеным гостям. А с интервенцией прекратилась и сама реализация закона, который передавал землю тем, кто на ней работал. 28 июня высшее руководство гватемальской армии в сговоре с ЦРУ, за спиной Хакобо Арбенса, совершило государственный переворот. В стране установилась власть военной хунты. Демократии и реформам пришел конец. Революция потерпела поражение. И как результат внутренняя контрреволюция, в течение десяти лет (начиная с первого дня победы) копившая силы, выбрала-таки момент для наступления.