GRANMA – вся ПРАВДА о Фиделе Кастро и его команде
Шрифт:
Эка беда, что у нас нет сейчас материальных средств. Зато в нашем багаже такое событие, как 26 июля! Да, нас заперли в тюрьме. Но за дело, которое несет благополучие народу! Да, мы гибли. Но гибли не зря!
Я знаю твои качества борца, знаю, что ты хороший человек, и потому пишу тебе откровенно обо всем, что меня заботит. Уверен, ты все поймешь правильно.
Мои братские объятья – всем тем, с кем встречаешься, всем тем, для кого живы наши принципы. Что же касается других, то на них не стоит тратить слов. Рано или поздно мы вернемся на Кубу, чтобы следовать той же дорогой, которую мы избрали 26
Ньико читал и перечитывал письмо. Оно взволновало его. Фидель был против его нелегального возвращения на Кубу. Грели душу слова Фиделя: «возвращаться нужно как члену Движения 26 июля, как герою Монкады». Это было возможно только после амнистии.
Пронзительная искренность, исповедальность письма, неукротимый романтизм и нескрываемая радость пишущего от осознания того, что есть на воле друг, соратник, единомышленник, которому можно все высказать, является лучшим доказательством высокой нравственной чистоты ядра Движения, возложившего на себя задачу стать авангардом в грядущем сражении с тиранией.
Одновременно к этому, на первый взгляд, частному письму следует относиться и как к важнейшему политическому документу. В нем нашли отражение организационные принципы построения нового революционного объединения. Автор убежден в том, что тюремное заключение, лишающее авангард возможности прямого общения с массами, не только не является препятствием для отстаивания своих позиций, но и, напротив, может быть использовано для политического воспитания народа, мобилизуя его на борьбу с властью, например, в целях освобождения политзаключенных.
Политический характер этому письму придает и осознание автором своей ответственности за каждый шаг в борьбе, ибо любой подобный «выход на связь» с массами обретает общественную значимость. Ведь подобный шаг у всех на виду – и у друзей, и у врагов.
Наконец, из этого письма видно, что именно ему, Ньико Лопесу, надлежало стать главным лицом, ответственным за проводимую в эмиграции работу, на него возлагались обязанности по разумному использованию имевшихся в его распоряжении сил. Он был уверен, что в стране всегда найдутся люди, готовые их поддержать.
Мельба рассказала ему о Франке Паисе, юноше из Сантьяго, к которому в ходе избирательной кампании специально пришел фарисействующий журналист Конте Агуэро и предложил ему выдвинуть свою кандидатуру на должность сенатора. Ньико, знакомый с пустозвонством Конте Агуэро, очень живо представил себе его политическую дуэль с лидером студенчества провинции Орьенте. Коварство журналиста состояло в том, что он посоветовал Франку Паису включить в список своих избирателей томящихся в тюрьме монкадистов в целях их якобы освобождения под благовидным предлогом участия в выборах.
Ньико в ответ на это сообщение заметил:
– Может быть, такой трюк и приемлем для таких политиканов, как Конте Агуэро, но никак не для революционеров. И тем более для молодого борца, сумевшего к тому времени создать самостоятельную организацию «Революционное действие Орьенте».
– Франк ответил ему политической пощечиной, заявив: «Даже если бы я оставался на Кубе единственным человеком, который верит в революцию, то и тогда бы я взял винтовку и, как мамби, ушел в горы, чтобы сражаться».
Ответ Франка в изложении Мельбы привел Ньико в восторг.
–
После отъезда Мельбы из Мексики работа стала более последовательной. С добрыми вестями и с брошюрой Фиделя Ньико выехал в Веракрус, к Фидальго. Мастерская этого кубинского скульптора-изгнанника в Гаване была разгромлена по завистливому доносу батистовской ищейки, а сам он едва избежал ареста. Не оставалось ничего иного, кроме как покинуть страну. Выбор пал на Мексику. Он обосновался в курортном городке Веракрусе. С содроганием вспоминал, как 28 января 1953 года (день рождения Марти) все его работы были разбиты, растоптаны. Рад был, что удалось спасти хотя бы образ «Страдающей Кубы», воплощенный в бюстике Марти. Скульптор подарил тогда свое творение тому, кого считал самым достойным – Фиделю Кастро. Не приходится сомневаться в том, что умный, талантливый, честный Фидальго был посвящен в стратегию борьбы, разделял идеалы, взгляды, идеи монкадистов.
Но главное, чем был доволен Ньико, – то, что ему удалось подружиться с Марией Антонией Гонсалес. Кубинка, вышедшая замуж за мексиканца, превратила свой дом на Эмпаран, 49 фактически в резиденцию кубинских революционеров. Она дружила и с Фидальго. Ньико знал, что на них обоих можно положиться как на самых верных друзей и соратников.
В планах будущей экспедиции на Кубу Веракрус рассматривался как один из наиболее реальных отправных пунктов. Скорее всего, даже как единственно возможный, если учесть его географическое положение. Расположенный на берегу реки Тукспан, он привлекал тем, что здесь было можно спокойно и незаметно для постороннего глаза держать на якоре яхту, которую предстояло еще подыскать и приобрести. Здесь можно было проверить ее надежность и маневренность.
Что же касается дома Марии Антонии, то он фактически превратился в штаб-квартиру повстанцев, будущих экспедиционеров: сюда приходила корреспонденция с Кубы, здесь проводились наиболее важные встречи. Кубинское происхождение хозяйки дома позволяло объяснить частые визиты к ней повстанцев. Однако дом жил по строгим законам конспирации.
Конспиративная Мексика стала готовиться к встрече предстоящей группы эмигрантов с Кубы, где развернулась боевая, действительно общенациональная кампания за освобождение политзаключенных, особенно монкадистов. Напряженность нарастала с каждым днем. 1955-й стал годом, державшим тирана в постоянном страхе не только за власть, но и за свою жизнь. Народ навязал-таки ему свою политическую программу. И добился победы!
В конце концов диктатор был вынужден согласиться на освобождение Фиделя Кастро и его соратников, а также предоставить свободу политзаключенным тюрьмы «Кастильо-дель-Принсипе». Оттуда был выпущен Фаустино Перес, один из будущих членов национального руководства Движения 26 июля, ранее не состоявший в этой организации, хотя и относившийся к ней с большой симпатией.
Монкадисты на свободе
Выборы вызовут огромное несогласие и недовольство. Режим вынужден будет объявить амнистию, чтобы ослабить напряженность в стране. Вопрос о политзаключенных, до сего времени, к сожалению, бессовестным образом забытых, сам собой попадает в повестку дня.