Гражданский корпус
Шрифт:
Глаза сами закрываются и явь отходит на второй план, уступая место призрачным видениям. Мне жарко. Хочется сорвать с себя всю одежду! Перед глазами разноцветные круги, они то появляются, то исчезают; порой мне слышатся голоса, но что они говорят – не разберешь.
– Вероника? Ого! Да у тебя температура, девочка. Ничего, ничего… Потерпи немного. Скоро будут вода и еда, будут лекарства. Осталось немного…
Не знаю, сколько проходит времени, но вот я чувствую сквозь лихорадку, что пол снова вздрагивает. Хэлг подхватывает меня, несет прочь с корабля,
Долгий провал в сознании, когда не было ничего, лишь тьма и тягучая, беспрерывная тревога, заканчивается неожиданным пробуждением. Я лежу в постели. Чувствую, что пропитавшиеся потом простыни еще хранят жар обнаженного тела, но температура спадает.
Небольшая комната, похожая на один из жилых отсеков картофелины. За решеткой шелестит вентилятор, нагнетая очищенный воздух. Рядом никого, только прозрачный графин с водой и стакан, поставленные на тумбочку у изголовья кровати. Хватаюсь за стеклянный сосуд, наливаю драгоценную жидкость в стакан, расплескав половину. Начинаю жадно пить. Потом еще один, за ним третий. Останавливаюсь лишь тогда, когда в графине почти ничего не остается. Блаженно откидываюсь на плоскую подушку. “Жива… Снова обманула старуху с косой”.
Дверь открывается с противным скрежетом ржавых механизмов.
– Хэлг!
Я знаю, что обязана ему жизнью, но сейчас у меня нет сил на слова и объятия. Просто лежу, улыбаюсь.
– Ну ты сильна, мать! – он сам обнимает меня, не обращая внимания на свалившуюся простынь, открывшую мою наготу, – Честно – не думал, что выкарабкаешься. Ну-ка, вставай! Я помогу. Надо поменять все эти тряпки… Да что ты краснеешь? Будто я тебя не видал без штанов.
Он помогает мне встать, усаживает на один из двух стульев, стоящих рядом со столом. Начинает перестилать белье.
– Где мы, Хэлг?
– Вообще-то в заднице. По доброй воле сюда бы не сунулся, ни до войны, ни, тем более, сейчас. Но выбирать не приходится, так что… Это Роатан, Вероника.
“Роатан, Роатан… Что-то знакомое, где-то я уже слышала такое название”.
– Станция между звезд, – подсказывает мне Хэлг, – Юридически никому не принадлежит, а по факту бандитский притон.
– Как нас сюда занесло?
– Ближайший сервер в сети принадлежит этой станции. По нему и сориентировался. А стал бы искать что-то другое… Ты бы не выжила. Времени у нас было в обрез.
– Сейчас мне лучше. Может, свалим подобру-поздорову?
– Нет. Не получится.
– Почему?
– А откуда, как ты думаешь, эта комната? Откуда лекарства? Еда, питье? Продал я эйнерскую калошу. И хорошо еще, что нашлись желающие купить, а то ведь сама понимаешь, не для людей техника.
Мне требуется неделя, чтобы окончательно восстановиться. А потом я начинаю медленно сходить с ума: сижу взаперти, в четырех стенах, где даже окна нет. Хэлг иногда уходит, чтобы принести еду и воду, но мне настоятельно советует не показываться. Я все понимаю и стараюсь держать себя в руках, но после бесконечного бега,
– Неужели настолько ужасное место, что нельзя даже на пять минут выйти? Я хочу увидеть хоть что-то, мои глаза устали натыкаться на стены. Семь шагов в одну сторону – стена, семь в другую – снова стена!
– Ты всего лишь девчонка, тебе девятнадцать, а за этой дверью нет законов, понимаешь?
– Я могу за себя постоять. И мне уже двадцать. С сегодняшнего дня.
– Что? У тебя день рождения? Черт… Поздравляю.
– Особо не с чем, но спасибо.
Хэлг долго молчит, думая о чем-то своем.
– У меня даже подарка нет.
– Это неважно.
Первое время пилот спит прямо на полу, но пол холодный и я заставляю его ложиться со мной, в кровать. Кое-как помещаемся. Сегодня ночью я долго не могу заснуть. Наконец не выдерживаю, встаю, одеваюсь. Смотрю на мирно посапывающего Хэлга. Открываю дверь, которую он опрометчиво смазал пару дней назад и попадаю в один из темных переходов Роатана.
Стараюсь запоминать дорогу: я сразу понимаю, что станция намного больше картофелины, это огромный мегаполис, собранный в необитаемой части космоса из множества несочетаемых кусков.
Выхожу на одну из улиц, которая мало чем отличалась бы от улицы любого другого города, если бы не потолок, из-за которого у прохожих нет шанса когда-нибудь увидеть солнц и голубое небо. Впрочем, не похоже, что их это сильно беспокоит. Каждый озабочен лишь своими проблемами. Некоторые отвлекаются, провожают меня взглядом, хотя я не могу сказать, что одета как-то вызывающе.
Пистолет, в котором осталось семь патронов, брать с собой не стала. За голенищем высокого ботинка лишь короткий нож. На всякий случай. Вокруг меня мигающие рекламные вывески, неон, голограммы, экраны… Пестрая толпа, которая становится все более оживленной с продвижением вглубь станции.
“Далеко не пойду. Мне нужен лишь глоток свободы, немного пространства, возможность сделать больше семи шагов!”
– Здравствуй, милая. Ты одна?
Не хочу оборачиваться, но понимаю, что если не ответить, не дать отпор, то не отстанут.
– Нет, не одна.
Позади меня огромный детина. На нем майка, не скрывающая мускулистых рук, покрытых шрамами. Нижняя челюсть выступает вперед, глаза – две узкие щелки, в которых сверкают белесые точки зрачков.
– Сколько?
– Отвали! Не все на свете продается.
Кажется, отваливает. Я стараюсь побыстрее скрыться в толпе, перехожу на другую сторону улицы и поворачиваю назад. Пожалуй, для первого раза достаточно. Посмотрела, получила порцию адреналина.
Вот и темный переход, где пунктиром тянутся прямоугольники дверей в съемные комнатушки. Наша под номером двенадцать, это я хорошо запомнила. Но дойти успеваю только до шестой. Дорогу перегораживают трое, возникшие словно из ниоткуда. По центру все тот же детина. “Выследил, гад!”
– А говорила, что не одна.