Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии
Шрифт:
На обратном пути в Фессалию Ясон завладел Гераклеей у Эты. Этот город после Анталкидова мира снова подпал под власть Спарты и еще при Левктрах выставил свой отряд; Ясон разрушил городские укрепления и отдал город этеянам, которые с тех пор и владели им. Теперь путь через Фермопилы в срединную Грецию был во всякое время открыт для Ясона. Затем покорена была также Перребия, единственная из смежных с Фессалией областей, сохранившая до сих пор свою независимость; таким образом, Ясон распространил свою власть до границ Македонии, и македонский царь Аминта III поспешил заключить с ним союз.
К следующему году Ясон готовил экспедицию в Дельфы; он хотел принести на Пифийском празднестве великолепную жертву богу, и в Греции носились слухи, что он намерен присвоить себе руководство играми, тем более что как владыка Фессалии он располагал большинством голосов в совете амфиктионов. Многие думали даже, что он хочет завладеть храмовыми сокровищами; одно несомненно — что
Таким образом, Фивы освобождены были от опасности, которая до сих пор грозила им с севера; теперь они могли беспрепятственно приняться за упрочение своего положения в Средней Греции. Уже тотчас после битвы при Левктрах Орхомен принужден был вступить в Беотийский союз; затем заключены были союзы с Фокидой, с Опунтской и Озольской Локридой, с малийцами и энианцами в долине Сперхея. Эвбейские города также отпали от Афин и примкнули к Фивам, которые таким образом объединили под своею властью всю Среднюю Грецию, исключая Аттику и горные области на западе. Для охраны новых приобретений поставлены были фиванские гарнизоны в крепости Никее у Фермопил и в Эхине на противолежащем северном берегу Малийского залива; таким образом, дорога в Фессалию была открыта для Фив и преграждена для неприятельских нападений.
Между тем сражение при Левктрах не осталось без влияния и в самом Пелопоннесе. Поражение сильно поколебало авторитет Спарты в глазах ее союзников, и недовольство, порожденное в течение последних лет ее деспотическим правлением, разразилось теперь открытым мятежом. Этим положением дел воспользовались Афины для того, чтобы попытаться заменить спартанскую гегемонию своею собственной. По их приглашению в Афинах собрались делегаты большинства средних и мелких государств Пелопоннеса и заключен был договор, которым Афины и морской союз, с одной стороны, и пелопоннесские государства, с другой, гарантировали друг другу самостоятельность и обещали друг другу помощь на случай неприятельского нападения. Одна только Элида не приняла участия в этом соглашении, так как не были удовлетворены ее притязания на прежние периэкские города; вскоре элейцам действительно удалось подчинить своей власти часть этих общин.
Таким образом, Пелопоннесский союз распался, и всюду на полуострове начала оживать демократическая партия. В Мантинею вернулись эмигранты, и тотчас приступлено было к восстановлению города, чему Спарта была бессильна воспрепятствовать. Из Фигалеи изгнаны были приверженцы Спарты; правда, во время празднования Дионисий они напали на город и произвели резню среди собравшегося в театре народа; однако им не удалось завладеть городом. В Коринфе также произошло восстание демократов; эмигранты двинулись из Аргоса к Коринфу и проникли в город, но здесь вскоре были побеждены. Дело кончилось, разумеется, тем, что все, кого подозревали в сочувствии к демократам, были казнены или изгнаны. Так же безуспешна оказалась попытка демократического восстания и в соседнем Флиунте.
Но нигде взрыв страстей не достиг такой силы, как в Аргосе, древнем центре пелопоннесской демократии. Здесь заподозрили—справедливо или нет, неизвестно, — существование олигархического заговора против действующей конституции; чернь, доведенная подстрекательствами демагогов до неистовства, напала на зажиточных граждан, которые сотнями пали под палочными ударами. Тщетно зачинщики восстания пытались прекратить эти жестокости; толпа вопила о заговоре и убивала тех самых людей, которых до сих пор считала своими вождями. Всего в Аргосе, по преданию, было убито в эти страшные дни 1200 граждан; вся Греция с ужасом следила за этими событиями.
Однако вожди демократии в Аркадии хорошо понимали, что только что приобретенную свободу можно будет сохранить лишь в том случае, если отдельные общины страны соединятся, по примеру Беотии, в один прочный союз. Но из аркадских городов ни один не был настолько значителен, чтобы занять то положение, какое в Беотии принадлежало Фивам; нужно было, следовательно, основать новую столицу для возникающего единого аркадского государства. Для этой цели избрали
Такие широкие планы вызвали, разумеется, сильную оппозицию, особенно в некоторых крупных городах, которым приходилось более всего терять от присоединения к Аркадскому союзу. В Орхомене и слышать не хотели об этом предприятии уже из зависти к соседней Мантинее, которая была самой пылкой сторонницей объединения. В Тегее происходила борьба партий; в конце концов дело дошло до уличной свалки, в которой благодаря подоспевшей помощи из Мантинеи победили демократы; противники, числом 800, спаслись бегством через границу Лаконии. Теперь Спарта решила выйти из своего бездействия; удобный повод к этому представляло вмешательство мантинейцев, которое являлось нарушением тегейской автономии. Итак, в Орхомен был отправлен небольшой отряд наемников под начальством Политропа, затем (около середины зимы) царь Агесилай вступил во главе спартанского ополчения в Аркадию, присоединил к себе отряд Гереи и двинулся против Мантинеи. Но тем временем Политроп был разбит при Орхомене аркадским стратегом Ликомедом и сам пал в битве, и когда Агесилай прибыл к Мантинее, здесь оказались сосредоточены все силы Аркадского союза, подкрепленные вспомогательными отрядами из Аргоса и Элиды. Тем не менее враг не решился принять вызов Агесилая; но и Агесилай не был в состоянии принудить неприятеля к сражению и, спустя несколько дней, принужден был уйти обратно в Спарту, ничего не добившись.
Между тем аркадцы и их союзники обратились в Афины и на основании только что заключенного договора потребовали от них союзнической помощи против Спарты. Но в Афинах более не хотели слышать о походе в Пелопоннес; вследствие этого аркадские послы отправились в Фивы, где действительно встретили лучший прием. Для Беотии в ее собственных интересах было крайне важно не допустить восстановления спартанской гегемонии в Пелопоннесе. Ввиду этого, несмотря на позднее время года, тотчас было послано за Истм сильное беотийское войско, подкрепленное контингентами союзных государств Средней Греции; среди беотархов, руководивших экспедицией, находился и Эпаминонд, победитель при Левктрах.
Когда беотийцы достигли Мантинеи, они не нашли там неприятеля, потому что Агесилай уже раньше ушел назад в Спарту. Таким образом, цель похода была достигнута без битвы, и вожди хотели уже двинуться с армией в обратный путь. Но аркадцы настаивали на том, что следует воспользоваться удобным случаем для вторжения в Лаконию, которая в эту минуту была почти беззащитна, и Эпаминонд с товарищами решились на собственный страх предпринять эту экспедицию, которая, ввиду огромного количественного перевеса беотийцев, обещала верный успех. Действительно, при переходе через горы в долину Эврота они не встретили значительного сопротивления; несколько сот неодамодов и тегейских изгнанников, выставленные на границу, были перебиты аркадцами. И вот, впервые на памяти истории перед Спартою стояло неприятельское войско. В Спарте господствовало, конечно, сильное смятение, и гражданам едва ли удалось бы отстоять открытый город, если бы очень полноводная от зимних дождей река не помешала неприятелю тотчас перейти на правый берег. Правительство решилось дать свободу илотам, и 6000 из них явились на защиту города; но и самое это большое количество могло возбудить опасения. К счастью, вскоре подоспела помощь из Коринфа, Сикиона, Флиунта и городов арголидской Актё, так что самая страшная опасность была устранена. Правда, неприятель перешел теперь через реку у Амикл и подступил к городу; но на штурм Эпаминонд не решился, а руководивший обороною старый царь Агесилай, конечно, был далек от мысли принять сражение в открытом поле. Поэтому неприятель мог беспрепятственно опустошить богатую страну вплоть до моря и сжечь открытые селения; затем беотийское войско ушло обратно в Аркадию.