Гремучий студень
Шрифт:
– От слез никакой пользы, – Лукерья скомкала мокрый платок и отшвырнула в угол. – Они делают нас слабыми. А я хочу быть сильной. Когда я встречу Бойчука, то не стану распускать нюни. Я возьму пистолет и прострелю насквозь его черное сердце!
– Какой пистолет? – удивленный сыщик поднял глаза от протокола.
– Вот этот!
Она задрала юбку до колена, обнажая шелковый чулок, и тут же возмущенно вскрикнула:
– Зачем вы смотрите! Я же велела не подглядывать.
Мармеладов закрылся листом бумаги.
– Чертов наглец! Почему вы улыбаетесь?
–
– Нет, отвечайте! – журналистка топнула каблучком, выражая крайнюю степень негодования. – Мне осточертели ваши насмешки. Я не потерплю…
– Бросьте, Лукерья Дмитриевна, нет никакой насмешки. Просто мелькнула мысль: а бомбиста вы тоже попросите отвернуться?
– С бомбистом я уж как-нибудь разберусь! А вам должно быть совестно глумиться над невинной… – она пыхтела, нащупывая потайную кобуру на бедре. – Невинной девой… Ах ты, лярвин хвост! Не могу достать. Там один ремешок сдвинулся и все съехало…
Лукерья коротко выдохнула, сдувая локоны, налипшие к потному лбу.
– Проклятье! Хоть это совершенно немыслимо, но… Помогите мне, Родион Романович. Только учтите, если вы дотронетесь до чего-либо, кроме пистолета… Клянусь, я вас убью!
Сыщик второй раз за день растерялся, не найдя подходящего ответа. Но потом пожал плечами.
– Давайте отбросим эмоции и устроим все рационально. Присядьте на край стола, г-жа Меркульева. Так будет удобнее.
Луша зажмурилась и покраснела, чувствуя, как тяжелый подол юбки с шуршанием пополз вверх.
– Пирог сожрали, коврижки тоже нет, но я принесла вам варенья из гонобо… – Серафима вошла в комнату в самый неподходящий момент. – Епишкин бубен! Вы бы хоть замок защелкнули или дверь креслом подперли, охальники!
– Это не то, что вы думаете, – пискнула Луша.
– Ох, воскорица [5] , сказала бы я, что об тебе думаю…
Мармеладов поманил служанку к себе.
– Ты вовремя! Поможешь нам?
– Ишь, чего захотел! – та задохнулась от возмущения. – Я хоть из современных барышень, не чуждых прогрессу, чай, не в Тамбове за печкой сижу… А все же приличия не позабыла. Как некоторые!
5
Бойкая девица, разгульница (устар.)
Она поставила плошку с вареньем на угол стола и попятилась к двери.
– Ты с «двойными розами» хороводился, от них, поди, этим блудодейстом заразился. А мне такого не надобно!
– Не то, Симуня, не то, – отмахнулся сыщик. – Помоги достать пистолет.
– Господи Иисусе Христе! – перекрестилась служанка. – А кто же ей туда пистолет-то засунул?
– Ох, да выбрось ты уже из головы эту пошлую ахинею, – Мармеладов приподнял коверкотовый подол еще выше. – Посмотри… Да посмотри, не бойся. Видишь, потайная кобура с бедра съехала и зацепилась за край панталон. Такая вот неловкость. Надеюсь, ты не откажешься отцепить ее и достать пистолет? Иначе придется мне…
Серафима теребила косу и тянула шею, пытаясь разглядеть кобуру, но
– Не знаю, не зна-а-а-аю… Как-то это все не по-христиански.
Сыщик раздраженно закатил глаза. Ему хотелось скорее покончить с этой неловкой и, вместе с тем, нелепой ситуацией.
– Ладно, Симуня. Задумайся на минутку, а что если бы помощь подобного рода потребовалась моему другу Мите. Помнишь почтмейстера? Вижу, что помнишь, вон, как щеки разалелись.
– Все выдумываешь, бездельник.
– Да ты послушай, не трындычи. Вернемся к Мите. Ему ты не затруднилась бы услугу оказать?
– Уж не затруднилась бы.
– Так вот Лукерья Дмитриевна для меня такой же друг, как и Митя. И ей нужна помощь.
– Пожалуйста, – жалостливо попросила Луша, – выручите меня.
– Чего не сделаешь для друзей-то, – вздохнула Серафима. – Ох, какие тута кружавки, оборочки! За их-то все и запуталось. Накрепко. Не журись, голубица, но придется чуток оторвать…
Послышался треск тонкой ткани.
– Забирайте свой левольверт. Ух ты, легонький какой, – она положила оружие на поднос, между двух наполненных чашек. – А я пойду, покамест вы еще чего не удумали.
Уже около двери служанка обернулась, спросила:
– Всякое в жизни видала, но бантик-то там зачем?!
Никто не ответил, и она вышла из комнаты, покачивая головой.
Лукерья старательно смотрела в окно, избегая встречаться взглядом с Мармеладовым. Тот пил остывший чай, зачерпывая ложкой варенье, и разглядывал револьвер.
– Стало быть, из этого малыша вы хотите застрелить Бойчука? – нарушил сыщик гнетущее молчание.
– Да! – Лукерья обрадовалась возможности вернуться к прежней теме и заговорила с излишним пылом. – Я подойду к нему поближе и выстрелю в самое сердце.
– Это будет ошибкой, – негромко сказал Мармеладов.
– Отомстить тому, кто бросил бомбу в г-на Чарушина? – вскинулась девушка. – А что же мне прикажете, простить убийцу и расцеловать?
– Полноте, Лукерья Дмитриевна! Прощать или нет – это личный выбор каждого. Я говорю о другой ошибке. Ваша безделушка годится лишь для того, чтобы велосипедисты могли бродячих собак отгонять. Голландцы придумали. Его и называют в Амстердаме: вело-дог. Выстрел громкий, пугающий, но внутри всего одна пуля, да и та, как видите, мелкого калибра, – сыщик разрядил пистолет и рассматривал патрончик. – Вы купили его в Петербурге?
– В порту, у одного матроса. За тридцать рублей.
– Вас обманули. За такие деньги можно купить надежный револьвер Кольта. Этому же красная цена – червонец, да еще и с пригоршней патронов. А вам дали только один?
– Мне больше и не надо, – закусила губу Лукерья. – Я буду стрелять в упор!
– Стрелять в сердце – большой риск. А ну-как пулька скользнет по ребру и уйдет в сторону? Или в крест на груди попадет? Это случается чаще, чем вы думаете. Нет, стрелять надо наверняка, в глаз, в ухо или вот сюда, в самое нёбо, – Мармеладов раскрыл рот и сунул ствол внутрь, – видите? Пуля пробьет мозг и человек умрет на месте, от кровоизлияния в голове.