Гремящий порог
Шрифт:
Одно время казалось, мечты его начинают сбываться. В начале тридцатых годов во весь голос заговорили о развитии производительных сил Сибирского края. Академик Александров возглавил учреждение с емким, обращенным в завтрашний день названием «Ангарстрой». Здесь десятки и сотни ученых и инженеров разрабатывали далеко нацеленные планы преобразования Сибири. Академик Александров выступал в Политехническом музее с лекциями о покорении Ангары. Об этом же говорили и спорили на рабочих собраниях и партийных конференциях в городах Прибайкалья. Иркутский поэт Анатолий Ольхон
…Я хочу, чтоб твой разбег Взнуздал упрямый человек, Чтоб над окраиной земли Сиянье радуги зажгли. Дорогу в будущность открой, Вставай скорей, Ангарострой!
Все эти планы и надежды смяла война. Кузьме Сергеевичу вместо гидростанций на Ангаре пришлось возводить береговые укрепления на северном побережье. И только после того, как страна отпраздновала День Победы, осуществилось давнее стремление Кузьмы Сергеевича: его послали на Иртыш, на строительство одной из первых гидростанций в Сибири. Впрочем, сам он считал, что находится только на подступах к осуществлению главной своей мечты — воздвигнуть гигантскую гидростанцию в родных местах, в низовьях Ангары. Пришло время, мечта Кузьмы Сергеевича осуществилась — началось строительство Устьинской ГЭС, сооружаемой на знаменитых Гремящих порогах.
— Мне просто неудобно, Павел Петрович, слушать вас,— сказала хозяйка в ответ на похвалы, расточаемые гостем.— И стол бедный, и все не то. Но, увы, здесь не Москва, и приходится с этим мириться.
— Поверьте, Елена Васильевна,— говорил Круглов, прижимая руку к сердцу,— вам нечего сокрушаться. Ужин отменный, а ваша квартира — это уголок Москвы. Можно только поражаться вашему искусству так устроиться в глуши. Это талант. Я всегда говорил, что Евгению Адамовичу повезло. Мне, вечному страннику, ибо такова участь диспетчера-куратора, но долгу службы зачастую лишенному домашнего уюта, вы можете поверить.
— Вы не странник, а льстец,— возразила довольная хозяйка.— Евгений, кофе я подам на веранду.
— Чудесно! — ответил Калиновский.— Прошу вас,— сказал он, пропуская гостя вперед.
— Я не вижу ваших замечательных книжных шкафов,— сказал Круглов, оглядывая комнату.— Библиотеку вы оставили в Москве?
— Книги портятся от частых перевозок.
— Да, конечно,— согласился гость.
— Присаживайтесь,— сказал Калиновский, указывая на плетеное кресло. Но Круглов прошел к открытому окну.
Елена Васильевна принесла кофейник, чашки, сахарницу, тарелочку с аккуратно нарезанным лимоном.
— Будь добр, Евгений, похозяйничай сам,— сказала она мужу,— и, когда зажжешь свет, не забудь закрыть окно, а то налетят всякие козявки.
Веранда застекленной стороной смотрелась в речную долину. Заросший вековыми соснами склон круто уходил вниз. По распадкам вползали на гору сумерки. В ущелье, пробитом рекой между сдавившими ее отвесными скалами, уже наступила ночь. Глухо и грозно гудела на порогах невидимая во тьме река. И где-то далеко-далеко, над черным зубчатым гребнем, просвечивала полоска угасающей зари.
— Любуетесь? — спросил Калиновский.
— Размышляю,— возразил Круглов.—
— Прошу,— сказал Евгений Адамович, подвигая гостю вровень с краями налитую чашку.
— Благодарю. А он уже называет сроки пуска станции. И верит в их реальность!
На лице Круглова отразилось искреннее возмущение.
— Фанатик,— сказал Евгений Адамович самым безразличным тоном. Ему уже наскучила пространная тирада Круглова.
«Вы бы перед Набатовым, уважаемый, так высказались, а мне вся эта патетика ни к чему. Я и без напоминаний знаю, что начальству возражать небезопасно»,— так именно хотелось сказать Евгению Адамовичу, но он только вздохнул и повторил:
— Фанатик. Мания Ангары.
— Другой на его месте обрадовался бы возможности унести ноги. А он даже слушать не хочет.
По лицу Евгения Адамовича пробежала усмешка.
— Не удалось убедить?
— Не знаю, кому это по силам. Я положил ему на стол проект постановления коллегии, завизированный начальником главка. Но для него нет авторитетов… Ведь должен же он понимать, что начальник главка не из пальца высосал идею консервации Устьинской ГЭС! Дана установка: переключить максимум капиталовложений с гидравлических станций на тепловые. Все согласны, один Набатов не согласен! Ну не все ли ему равно, что строить — гидравлическую или тепловую?.. Мы инженеры. Исполнители. Наше дело строить. Что строить, есть кому решать без нас!
— Пейте, остынет,— напомнил Евгений Адамович. Но Круглов никак не мог успокоиться.
— Тем более такая ситуация. Через два года Красногорск должен выдать руду. А энергию должны дать мы! Вы понимаете, что будет, если мы сорвем выполнение задания правительства?.. Только тепловую! Вашу станцию через два года пустить невозможно!
— А Набатов скажет: возможно?
— Если Набатову не дорога голова на плечах, то мы своими пока дорожим. Вы, вероятно, тоже?
— Безусловно,— подтвердил Евгений Адамович и, немного помолчав, спросил: — Когда ожидается постановление коллегии?
Круглов нахмурился.
— Нужна виза Набатова.
— А если он ее не даст? Я имею в виду: не даст той визы, что вы от него добиваетесь.
— Это может затянуть решение вопроса. Руководство министерства считается с Набатовым, тем более
что он сейчас в двух лицах: главный инженер и начальник стройки… И это скверно.
— Что он в двух лицах?
— Скверно, что затягивается решение вопроса. Правительство дало нам всего два года!
«Не о правительстве у вас сейчас забота, Павел Петрович, а о предстоящем объяснении с начальником главка. Там ждут визу»,— не без ехидства отметил про себя Калиновский.