Грешные намерения
Шрифт:
— Большинство судей находятся на содержании у воров и прочих нарушителей закона. — Уильям смотрел на свою тарелку. — Они предают суду только тех, кто слишком беден, чтобы давать им взятки. А полицейские так боятся О'Коннора, что не хотят рисковать жизнью, арестовывая его.
— Но кто он такой? Почему власти его боятся?
Муж отодвинул тарелку с нетронутой едой.
— Очаровательный Микки О'Коннор — самый могущественный вор в доках Лондона. Ему подчиняются «ночные всадники» — воры, которые воруют только ночью. Каждый корабль,
— Это богохульство, — прошептала пораженная Сайленс.
Уильям кивнул и закрыл глаза.
— Так оно и есть. Говорят, он живет в развалившемся доме в Сент-Джайлсе, зато комнаты обставлены, как у короля.
— Это чудовище называют очаровательным? — покачала головой Сайленс.
— Он очень красив и, как говорят, нравится женщинам, — тихо сказал Уильям. — Мужчины, которые переходят дорогу Очаровательному Микки, исчезают, или их находят в Темзе с петлей на шее.
— И никто его не трогает?
— Никто.
Сайленс больше не хотелось есть.
— Что же нам делать, Уильям?
— Не знаю, — ответил муж. — Я не знаю. Теперь владельцы говорят, что я тоже участвовал в краже.
— Это чудовищно! — Уильям был самым честным человеком из всех, кого знала Сайленс. — Почему они обвиняют тебя?
Он устало закрыл глаза.
— Ночью, когда мы вошли в док, я рано покинул судно, оставив лишь двух сторожей. Они считают, что меня подкупили.
Сайленс сжала руки в кулаки. Уильям покинул корабль, чтобы поскорее вернуться к ней. Чувство вины сжало ее сердце.
— Боюсь, они ищут козла отпущения, — мрачно сказал Уильям. — Хозяева судна говорят, что подадут на меня в суд.
— О Боже.
— Прости, моя дорогая. — Уильям, наконец, раскрыл свои грустные зеленые глаза. — Я навлек на нас несчастье.
— Нет, Уильям. Это неправда. — Сайленс накрыла его руку своей ладонью. — Это не твоя вина.
Он снова рассмеялся этим ужасным, скрипучим смехом, который становился ей ненавистен.
— Мне следовало поставить на охрану груза больше матросов, следовало сначала убедиться, что груз в безопасности. И если это не моя вина, то чья же?
— Этого Очаровательного Микки, вот чья, — неожиданно рассердилась Сайленс. — Это он живет за счет честных людей. Это он украл этот груз.
Уильям покачал головой, отнял у нее свою руку и встал из-за стола.
— Все так, но мы не можем рассчитывать на возмещение убытков от этого человека. Ему наплевать на нас.
Уильям смотрел на нее, и Сайленс впервые увидела на его лице безнадежное отчаяние.
— Боюсь, мы обречены.
Он повернулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь в спальню.
Сайленс смотрела на жалкий обед, приготовленный ею. Ей хотелось смахнуть со стола старые тарелки, подгоревшее мясо и разваренную морковь. Ей хотелось кричать и плакать, рвать на себе волосы, пусть весь мир узнает о ее отчаянии. Но она не сделала ничего подобного. Это
Сайленс расправила плечи. Она никогда этого не допустит.
Через неделю рана Лазаруса зажила. По крайней мере, только спустя неделю он почувствовал себя достаточно здоровым, чтобы отыскать миссис Дьюз. Он уже несколько дней был на ногах, но будь он проклят, если снова позволит маленькой мученице увидеть его слабым. Поэтому он оставался дома и безропотно ел кашу, которой кормил его Смолл. Был вызван другой доктор, но Лазарус накричал на него, едва этот лекарь начал бормотать о кровопускании. Доктор поспешил ретироваться, но все же оставил бутылку ядовитого жидкого «лекарства». Лазарус вышвырнул бутылку, нисколько не заботясь о том, что позднее, несомненно, получит счет за этот эликсир.
Остальное время, проведенное в уединении, Кэр злился на то, что следующая встреча с миссис Дьюз все откладывается. Каким-то образом эта женщина проникла, как яд из раны, в кровь. Днем он вспоминал их разговоры, выражение обиды в ее золотистых глазах. Вспоминал боль, которую причинял ей проявлением странной нежности. Ему хотелось залечить эту боль, а затем снова обидеть ее, только для того, чтобы потом ей стало еще лучше. Было невозможно не думать о ее нежности, о ее уме и ее решимости. По ночам его сны были более материальными.
Возможно, ему следовало разрешить этому шарлатану пустить кровь. Возможно. Тогда бы его тело избавилось бы не только от гноя, но и от миссис Дьюз.
Кэр подумал, не отказаться ли от ее помощи и больше не видеть ее, но эта мысль лишь промелькнула. В ту ночь, после того как Смолл объявил, что хозяин уже выздоровел, Лазарус пробрался в переулок за приютом.
Он не послал предупредить Темперанс о своем посещении и теперь чувствовал несвойственную ему неуверенность. Ночь была темной и холодной, ветер раздувал полы его плаща. Лазарус нерешительно прошелся по зловонному переулку. Он приложил ладонь к деревянной кухонной двери, как будто мог почувствовать присутствие Темперанс за дверью.
Чепуха.
Он подумал, не пробраться ли ему внутрь, как в прошлый раз, но в конце концов порядочность заставила его постучать. Дверь мгновенно распахнулась. Лазарус увидел светло-карие глаза с золотистыми искорками. Миссис Дьюз казалась удивленной, как будто она не ожидала увидеть за этой дверью его, ее влажные волосы были распущены по плечам и завивались в локоны.
— Вы мыли голову, — глупо заметил он. — Да, — раскраснелась она.
— Какие красивые у вас волосы, — сказал он, потому что ее волосы были действительно красивыми, густыми и падали почти до пояса. Как, должно быть, они надоели ей.