Грейте ладони звездами
Шрифт:
Нет, ну не так все было и страшно, как ты себе это представила, - добавляет он поспешно, видя мою реакцию на свое признание.
– Мне было двадцать и я был далеко не девственником, а с ней было даже весело... в постели.
Мне с трудом удается все это переварить...
Это отвратительно!
– не удерживаюсь я от комментария, и по комнате прокатывается звонкий смех Доминика, такой задорный и безудержный, что я тоже невольно начинаю улыбаться.
Зато теперь, надеюсь, ты меня простишь?
От одной мысли, что ты представлял меня очередной педофилкой, мне блевать хочется, Доминик
– честно признаюсь я.
– Как мне простить такое?!
Друзья зовут меня просто Ником... А уж про педофилию ты явно преувеличиваешь, - этот странный многоликий парень как бы осуждающе покачивает головой, - Паулю шестнадцать, а у меня в шестнадцать... э, дай подумать... было уже предостаточно опыта в этом деле... ну, ты понимаешь!
Я зажимаю уши руками.
Слышать ничего не желаю!
– заявляю я строго.
– Твоя жизнь – это твое дело, а Пауль другой... Он мальчик домашний и тихий. Теперь я вижу, что вы с ним абсолютно разные!
Я тоже домашний мальчик!
– наигранно возмущается Доминик.
– Ты на меня наговариваешь.
Э, нет, ты дамский угодник, это сразу видно!
– отбиваю я его выпад.
– Ты щеголял предо мной в своем «неглиже» так спокойно, словно весь мир должен пред тобой преклоняться... Ты красив и знаешь об этом!
Так и знал, что ты не можешь забыть мой идеальный пресс!
Как так вышло, что мы стоим с этим парнем посреди моего дома и пререкаемся, как малые дети... Детский сад какой-то! Но это забавно, вот в чем все дело.
Думаю, этот твой пресс теперь будет являться мне в страшном сне, - усмехаюсь я, состроив пренебрежительную гримасу.
– Поэтому больше меня так не пугай.
Значит, мир?
– Доминик протягивает мне свою ладонь, и мы закрепляем наше перемирие крепким рукопожатием.
– И я могу сказать Паулю, что мы теперь друзья?
Ну, про друзей это сильно сказано, ты не находишь?
Что, - вскидывается парень с очередным наиграным отчаянием, - ты не хочешь быть моим другом? Это удар ниже пояса.
Усмехаюсь и говорю:
Дружбу надо заслужить. Уверен, что готов приложить усилия?
Ради тебя все, что угодно.
Это звучит высокопарно и нелепо, но я начинаю смеяться, смеюсь и понимаю, что семейство Шрайбер полно самых невероятных сюрпризов, и что все эти сюрпризы, определенно, начинают мне нравиться.
4 глава.
«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».
************************
Не забудь положить салфетки!- напоминает мне Хелена, направляясь с полной корзиной еды к машине, которой надлежит доставит нас в городской парк, где нынче у нас запланировано настоящее торжество в честь дня рождения Доминика. Это полностью идея Хелены, которая просто искрит от еле сдерживаемой энергии: сделать именины старшего сына незабываемыми – ее идея фикс последние десять дней. Устроить тихие посиделки дома ей показалось скучным и стариковским, нет, здесь стоило проявить фантазию, и фантазия завела нас... в парк, где прямо на зеленой лужайке нам предстоит устроить нечто незабываемое для
Не знаю, как все получится с незабываемостью, но я уже была бы не прочь позабыть о всей этой безумной суете, которая кружит голову похлеще самой быстрой карусели, в которую я, заметьте, не села бы по собственной доброй воле. Но меня никто не спрашивает, и вот я пакую сумки и собираю корзинки, как добрая пай-девочка, а сам виновник этого суетливого безумия пропадает неизвестно где. Это, надо признаться, немного сердит...
И пока я составляю кексики с клубникой и орешками кешью в специальную кексницу (даже и не знала, что такие существуют!), в голове невольно крутится недавний разговор с Хеленой...
Ты мне не говорила, что твой сын действует на женщин также, как банка с медом – на пчел... Кажется, за последнюю неделю он сменил уже третью подружку, ты не находишь это чем-то чрезмерным?
Разве мальчик виноват, что они сами вешаются на него?!
– изумляется Хелена с улыбкой.
– Это все гены, его отец, мой первый муженек, был такой же: красивый, статный мужчина, которого не могла обойти взглядом ни одна женщина, и я в том числе, как ты понимаешь... Скольких же усилий мне стоило обратить его внимание на себя!
Тебе?
– я недоверчиво приподнимаю брови - уж если кто и мог привлекать мужчин одним своим видом, то это точно была Хелена.
Мне, моя дорогая, именно мне, - вздыхает она настольгически.
– Знаешь, сколько таких вот «хелен» вилось вокруг него толпами, но в итоге я обошла их всех, - тут ее мечтательный взгляд делается почти брезгливым, - правда ненадолго. Ровно через год он остыл ко мне и завел очередную любовницу из числа многих... Но он до сих пор поддерживает нашего мальчика, оплачивает его учебу и готов помочь после с работой, так что о большем я и не прошу, - тихий вздох.
– А Доминик так похож на Гюнтера, та же харизма, те же глаза и голос, мне порой даже не по себе становится... Но, признайся, он хорош!
– добавляет она, хватая меня за руку, в ее глазах пляшут искринки материнского восторга.
– Он заслуживает каждого восхищенного взгляда, которым его одаривают юные красотки!
Трудно с этим не согласиться, и я пожимаю плечами, мол, да, признаю, все так и есть. А сама думаю о том, что как по мне, так он даже слишком хорош, прямо какой-то имбирный пряник, а не человек, мне до сих пор неловко в его присутствии, словно он загримированная суперзвезда, а я слюнявая фанатка. Стыдобище!
Так вы поэтому расстались c отцом Доминика, - любопытствую я против воли, - из-за его измен?
Хелена улыбается мне одной из своих мечтательно-настольгических полуулыбок.
Нет, - отвечает она просто, - разошлись мы из-за Алекса, отца Пауля... я встретила его в тот самый момент, когда узнала в новой подружке Гюнтера свою же бывшую подругу... Алекс же был на байке, в кожаной куртке и с белозубой улыбкой в поллица и смотрел на меня так восхищенно, так трепетно, что я влюбилась абсолютно без памяти... Думаю, только его одного я и любила по-настоящему, - откровенничает Хелена, накручивая кончик своих волос на палец.
– Поверить не могу, что ему непременно нужно было погибнуть в самом расцвете лет...