Грёзы
Шрифт:
И тут я интуитивно приложил ладонь на шею, которая заныла острой обжигающей болью. Недоумевал, что могло произойти ночью?
Я резко остановился и подошел к машине.
– На кладбище вези.
– Опять? На кладбище часто не ходят. Души затянут.
– Поэтому мы никогда не ходили? Всерьез думаешь, что мы бессмертные?
– Ничего не думаю, просто не люблю кладбище, как и все нормальные люди.
– До того момента, пока там не окажется человек, который дороже всех живых.
– Да брось ты, какая драма. Алиса была тебе так дорога? Узнав о смерти из газет, ты явился на девятый день после похорон и место могилы тебе
– То есть, я виноват!? – прикрикнул от обиды.
– Хватит с нас твоего нытья. Тогда тебе было девятнадцать, все вошли в положение. Сейчас тридцать четыре… Угомони свой подростковый максимализм. Все отлично помнят, до чего ты докатился. Хочешь повторить? Из наркологической клиники тебя доставать больше никто не будет.
– С твоих слов, во всем виноват я? Вы изначально невзлюбили ее, – ярость моя лилась через край.
– У вас была разница почти в девять лет. Ты был на третьем курсе. И вдруг приводишь домой кого? Оборванку, увлеченную эзотерикой. Странную, учитывая все твои увлечения до. Да. Ее никто не принял всерьез, так как за неделю до нее были, Светы, Кати, Марины, и даже темнокожая Стефания. И это не вина Алисы, это твоя была вина. Ты никогда не уважал женщин.
– Ты не сказал главного, что после Алисы больше никого не было. Никогда.
– Потому что благодаря тебе и твоей беспечности ее втянули в игру Рома и Тимур. Итог – она бросилась с моста.
– Это тоже по моей вине? Они позарились на мое.
– Вот видишь, – расхохотался Костя, – «на мое», тебе было плевать на нее, как на личность, она была для тебя просто вещью, тешущей амбиции в глазах старшего брата и Тимура.
– Ненавижу вас! Все было не так, – прикрикнул снова я.
– Все выглядит так по твоей вине, Рома защитил свою Веру, а ты не поверил Алисе. А если Алисе не поверил ты, значит и мы не должны были верить.
– То есть, ты знал все о подставе Ромы?
– Догадывался, но бабушка разъяснила вчера все. Все в прошлом, пойми, поговори и забудь. Алису не вернуть.
– А что на счет того, что Вера была с Тимуром в ту ночь, об этом тоже рассказала бабушка?
– Прекрати! – кинулся ко мне брат и вцепился в грудки пиджака. – Рома пятнадцать лет счастлив в браке.
– Ой-ли, так переживаешь будто о Майе речь, – не успел я договорить и сильнейший удар в челюсть оглушил. Затем второй и третий. Костя рассвирепел и оттолкнул меня.
– Вот так ты должен был отстаивать права своей «любимой», а не говорить: «это правда, Алиса? Как ты могла, Алиса? Я же так тебя любил, я же». Я, я, я. Везде «я». Ты просто любил себя. И спился ради себя, чтобы пожалели. Как это так, тебя «предала» любимая с другом. А то, что она умерла, это карма… – схватил меня брат за запястье и стал тянуть в сторону машины.
А я, отдернув руку, закрыл лицо запачканными ладонями, впитывал каждое сказанное им слово. Которое разбивало сердце на кусочки.
– Слабак!
– Достаточно, –
– Ты ничтожество! Ты настоящее ничтожное существо, Матвей. У тебя никогда не будет семьи и детей! Ты – эгоист… Даст Бог наступит день, и ты поймешь, что значить защитить, ту, что действительно любишь сердцем. Но не сможешь. Тогда поймешь, в чем разница – закричал Костя мне вслед.
Спустя пару секунд пронесся на бешенной скорости мимо меня, окутав в пыльное облако, будто нарочно… Я раскашлялся, вытянул ворот пиджака, нырнул в него носом и пошел дальше вдоль по запыленной трассе.
Прошло пятнадцать минут, и я оказался у ворот кладбища, не раздумывая, кинулся по знакомым тропам в сторону трех берез. Выбежал к могиле. Вчерашнего розового куста не было, положил руку на поверхность затвердевшей земли, и намека не было что там были корневища цветка.
Не знал, что сказать Алисе. Со вчерашнего дня столько произошло. Все не умещалось в голове. Я признаю, что виноват. Но лишь в одном, что не поверил. Мучает другое, она погибла из-за меня. А самое ужасное, признаю… Я не поступил бы сейчас так ни с одной женщиной, заметив голодный оскал брата и друга в ее отношении. Уберег бы ее, остановил бы их. Но эгоизм и осознание того, что она выбрала определенно меня. И то, что это вводило в ярость Рому и Тимура, приводило в восторг. В итоге. Рома женат на… и счастлив. Тимур счастлив и ведет разгульный образ жизни, несмотря на свои прилично за сорок.
Все это еще проходило какой-то хронологический анализ. Но что произошло со мной в эту ночь? Почему такая путаница? Пристрастия, шок, алкоголь?
Я поднялся и вышел к тропе ведущей к выходу, еще раз оглянулся, осмотрев могилу.
– Прости, Алиса, прости, – побежал в сторону ворот, опустив голову. Затем замедлив и расширив шаг, побрел, растирая пальцами глаза. Почувствовал, что кого-то задел плечом. Словно сознание пронзила молния, какие-то странные отрывки всплыли в голове, ароматы, которых не ощущал ранее, поднял глаза, помотал головой. Показался образ девушки.
– Перед собой смотри, а не на землю, – недовольно оглядела она и направилась в противоположную моей сторону. В руках у нее была охапка сирени, аромат которой оглушал.
Я подбежал, попытался схватить ее за руку, почему-то захотел извиниться, но она резко откинула мою ладонь.
– Прошу прошения, я не нарочно.
Она резко подняла темно-карие с невесомой лукавинкой глаза, сжав недовольно пухлые губы с опущенными уголками, на верхней губе c правой стороны заметил пятнышко, не похожее на родинку, возможно царапина или зарубцевавшийся старый шрам. Темные волосы, вплетенные в косу, прятались под белой косынкой. Румяное лицо тут же окрасилось в исступление.
– Принимаю прощение, но не за что просить, – отвернулась она.
– Девушка, – тут же остановил ее я, – вы из деревни Марьинка?
– А что? – резко повернулась она, и только стоило поднять глаза, всматриваясь в мои, будто проникала в мозг, оголяя душу, я опешил.
– Не подскажете, как пройти в соседнюю, я заблудился.
– Совсем, что ли немощный? Путеводители для кого стоят на перекрестках?
– А, да? Не обратил внимания. Простите, еще раз.
– Слишком много просишь прощения. За грехи вымаливать надо. А не за задетое плечо, – усмехнулась она и отвела взгляд и тут меня отпустило напряжение.