Грибификация: Легенды Ледовласого
Шрифт:
Но это тоже ничего не дает. Закупленный в 1942 году картон могли использовать и гораздо позднее, так что я пока что не вижу причин отказываться от моей датировки этой этикетки — с января сорок второго по июль сорок пятого. Еще эту этикетку конечно же наклеила молодая обеспеченная девушка...
— А это вы как узнали? — на этот раз недоверчиво спросил генерал.
— Все просто. Посмотрите, как криво обрезана этикетка. Это довольно характерная кривизна. Вырезавший этикетку человек глубоко просунул пальцы в дужки канцелярских ножниц. Так могла сделать только девушка, заботящаяся о том, чтобы не повредить маникюр.
А
— Так, — сказал Бидонов, — Так. Но ведь мы тщательно проверили вообще все наши архивы, и так и не обнаружили упоминаний ничего похожего на эту банку или Субстанцию в ней. Ничего подобного никогда не проходило ни по одному делу, и никогда нигде не всплывало.
Мы даже проверили все наши архивы, похищенные фашистами и вывезенные на территорию Германии. Хотя, с другой стороны, огромное количество документов было утеряно во время войны, и не меньше — уничтожено после ареста Берии...
Значит, эта банка уже бывала в нашем ведомстве. Хм, занятно. И очень странно. Поскольку мы уже неоднократно проверили все документы, я полагаю нужным опросить всех людей, которые служили в госбезопасности или милиции с 1942 по июль 1945 года. И еще проверить вообще всех, кто имел когда-либо дело с печатными машинками «Красный Батыр». Предстоит большая работа. Вы согласны, Сагануренов?
— Да, безусловно.
— Хорошо, вот и займитесь.
— Как... Я... Так это же...
— Да не пугайтесь так. Я сегодня же передам вам в подчинение человек тридцать для этой задачи. А вы будете просматривать их отчеты, и если увидите нечто, что может хоть отдаленно относится к нашему делу, сразу бегите ко мне. И обратите особое внимание на Ленинград. Атипова, предположительная первая владелица Субстанции, в апреле 1943 года задерживалась по неизвестному делу Ленинградским УНКВД, но впоследствии была отпущена. При этом нам не удалось обнаружить за пять лет ни одного документа или свидетеля, который мог бы пролить свет на этот таинственный арест Атиповой. Понятно?
— Понятно, — с облегчением выдохнул Сагануренов, — Просматривать отчеты — это я люблю.
— Ну вот и славно. Указания вашим временным подчиненным я дам сам, а вам лишь напомню, что вы не имеете права сообщать им никакую информацию о нашем деле, за исключением той, которая необходима им для работы.
— Да это тоже понятно, товарищ генерал...
— Хорошо. Что можете сказать про саму банку? Наши эксперты сошлись во мнении, что это обыкновенная банка для домашних заготовок. Анализ стекла тоже ничего не дал, поскольку в нашей стране не существовало стандартизации для стеклянных предметов до 1947 года. Вы согласны с их выводами?
— Про анализ стекла согласен, — ответил Сагануренов, — А про остальное — совсем не согласен. Дело в том, что банка необычная и сделана точно не в нашей стране.
— То есть?
— Объем этой банки — 273 миллилитра. Я вижу это и так, без всяких измерений. Но такой объем не соответствует
Однако, не наш, не советский и даже не дореволюционный российский. В СССР кустари-стеклодувы существовали до 1929 года, но они всегда ставили на все свои изделия фирменное клеймо, как и их предшественники в Российской Империи.
Кустарное происхождение банки подтверждается также вот этими небольшими и едва заметными вздутиями стекла на ее дне. Они почти не различимы, но на самом деле в стекольном производстве считаются браком, поскольку они могут отколоться и попасть, например, в хранящийся в банке пищевой продукт. Поэтому я полагаю, что банку произвел заграничный стеклодув, причем до июля 1945 года, поскольку этикетку на нее наклеили именно в период с 1942 по 1945, как мы уже выяснили. Почему банку сделали раньше, чем наклеили на нее этикетку, надо объяснять?
— Полагаю, что обойдемся, — вздохнул генерал, — Очевидно, что на несделанную банку этикетку наклеить нельзя. Продолжайте, Сагануренов, прошу вас.
— Итак, это заграничное кустарное изделие, произведенное до июля 1945 года. Вообще по объему и форме банка больше всего похожа на традиционный итальянский barattolo per salare i limoni.
— Простите?
— Ну, это традиционный сосуд для засолки лимонов, — объяснил Сагануренов, — Только они обычно глиняные, а не стеклянные. Поэтому я осторожно предположу, что эта банка произведена в Италии. Тем не менее, по форме и составу стекла она имеет определенные черты современного изделия, так что я конкретизирую, что она изготовлена в Италии в нашем двадцатом веке, но до июля сорок пятого года.
— Понятно. Но очень странно. А теперь взгляните, пожалуйста, на крышку.
Генерал Бидонов вынул из ящика стола крышку и положил перед Сагануреновым:
— Можете взять в руки. Она металлическая, так что можете смело ронять. Все отпечатки с нее мы тоже давно сняли, хотя из идентифицированных на ней есть только пальчики Цветметова, случайного владельца банки.
Но Сагануренову было лень брать в руки крышку, для этого надо было двигаться, а двигаться он ненавидел больше всего на свете.
— Нет нужды, товарищ генерал, — сказал Сагануренов, — Итальянская. Произведена сельским кузнецом. Обратите внимание на форму и цвет сплава. Теперь я однозначно могу подтвердить, что банка имеет итальянское происхождение. Причем сельское — ее сделали в деревне, где работали кустарным способом кузнецы и стеклодувы. Крышку датирую первой половиной двадцатого века, точнее, увы, не могу.
— Так... — произнес Бидонов, поморщившись, — Итак, что мы имеем? Банка была произведена в Италии в первой половине нашего столетия. Потом во время войны эта банка каким-то образом попала к нам в СССР и проходила в качестве вещественного доказательства по некоему делу по линии госбезопасности, еще по этому же делу проходил окровавленный топор. И мне вообще ничего об этом деле неизвестно, хотя я генерал КГБ и начальник ключевого управления. И ни в каких документах это дело тоже не отражено. Так что ли получается, Сагануренов?